Обжоркин прыгнул на колени мамы и ласково мурлыкнул, отвлекая внимание на себя.
– Вождь опррределился с жильем для нас, – доложил он. – Нам-ррр отвели вон тот дальний дом-ррр. – Он мотнул мордочкой в сторону большой хижины.
Из центрального шатра вышли мужчины и направились к Злате. Их одежду составляли короткие балахоны, перехваченные в поясе грубыми веревками, и белые повязки на головах. Открытые места на темных телах покрывали яркие полосы.
Приблизившись, мужчины приложили ладони к груди в знак приветствия. Двое из них взялись за руки, сложив их крестами, и наклонились: получилось что-то наподобие сиденья. Другие осторожно подняли маму и усадили на сложенные руки. Она ухватилась за шеи носильщиков, чтобы не упасть.
Кот, оставаясь на коленях у хозяйки, громко мурлыкал, успокаивая ее. Но это не мешало ему строго поглядывать по сторонам. Злата поняла, что он смотрит за порядком и готов вцепиться когтями и клыками в чужих людей, если они ненароком обидят маму. Сама она старалась не отставать от процессии.
Мужчины легко внесли маму в шатер и посадили ее на сплетенную из гибких лиан кровать. Вместо перины на ней лежало мягкое сено, его прикрывали куски узорчатой ткани. Вплотную к постели стоял столик, напоминающий перевернутую корзину с плоским дном. Справа от кровати висел низкий гамак, и Злата обрадовалась, представив, как будет в нем качаться.
Кот перепрыгнул с маминых колен на плечо к Злате.
Последней в хижину вошла неулыбчивая женщина в пестрой накидке и с тюрбаном на голове. Ее резкий голос заставил мужчин, которые до этого с любопытством разглядывали сидящую на кровати маму, опустить головы и выйти из помещения. Женщина шустро сбила из сена подушку и закрыла ее тканью. На столике расставила посуду с едой. Ее сухие, темные руки протянули больной деревянную чашку с коричневым питьем. Черные глаза в мелких морщинках внимательно наблюдали, как чашка пустеет. Отставив пустую посудину на столик, женщина ухватила маму за подмышки и помогла ей лечь, затем наклонилась, подобрала ее ноги, недвижно стоящие на полу, и осторожно положила их на кровать, прикрыв покрывалом.
Потом женщина неожиданно взяла прядь маминых волос и покатала их между пальцами, словно проверяя на шелковистость. Обжоркин сразу поднял лапу, а Злата напряглась. Восхищенно поцокав, женщина удивленно покачала головой. Отпустив волосы, выпрямилась.
– Пусть поспит солнечная красавица, – перевел Обжоркин произнесенные смягчившимся голосом слова.
– Но мама столько спала! – возразила Злата. – Разве это не опасно?
– То было от нездоровья, – сказала женщина. – Красавица была отравлена. А этот сон ее вылечит. Я буду спать рядом. Вот в этом гамаке.
И она, несмотря на длинную узкую юбку, ловко забралась в гамак и с удовольствием закачалась.
– А… – Опешившая Злата хотела было спросить, где ей тогда спать, но тут в ухо зашипел Обжоркин.
Он, воровато оглядевшись, прошептал:
– Выйдем на улицу. Надо поговорить.
Расстроенная Злата поплелась за котом.
А тот, прыгнув ей на плечо, забубнил:
– Собирайся, надо идти искать папу.
– Но мама запретила! – возразила Злата.
– Еще бы! Она же мама и не может позволить своему ребенку болтаться непонятно где. Но папу надо найти. Ты сама просила, чтобы вождь помог с поисками.
– Я просила помощи на потом, на будущее, когда мама будет здорова, – объяснила Злата.
– Но мы не можем ждать! – уперся Обжоркин.
– Я думала, ты послушный кот! – укоризненно произнесла Злата. – А-а, поняла! Ты сделал вид, что слушаешься? Обманщик!
– Я дипломат! И, как всем дипломатам, мне приходится притворяться. Ведь нельзя расстраивать маму: она болеет. Но у нас сложные обстоятельства. Кстати, мне она идти не запрещала – только тебе.
– Вот и иди один, – обиделась Злата.
– В одиночку я идти не могу, – сокрушенно вздохнул кот.
– Это почему?
– Сама знаешь, – буркнул Обжоркин. – Мне никто не поверит. Любой человек после разговора со мной решит, что сошел с ума. И папа слишком умный, чтобы верить в кота-привидение. Мне доверяют, только когда ты рядом. Понимают, что два сумасшедших одну и ту же безумную картину видеть не могут, – кот помолчал и сердито спросил: – Так мы идем или не идем?
Злата посмотрела на заходящее солнце. Над головой покачивались растопыренные листья высокой пальмы. Мужчины молча с площади уносили ветки и траву, на которых сидела мама.
– Мама расстроится, когда проснется, – жалостливо протянула Злата.
– Хозяйка, ты скажи, нам надо искать папу? – вкрадчиво поинтересовался кот. – Кто это сделает, если не мы? Ты пойми: дядя Денис сбежал! Ушко даю на отсечение, что он точно знает, где папа, и побежал именно туда! Мало ли в какую темницу дядя Денис может его запереть!
– Идем! – решилась Злата. – Идем! Но надо предупредить вождя.
– После того как ты обо всем договорилась, это я беру на себя. – И кот исчез.
Вскоре появился Шуша с крокодильчиком и луком на плече и музыкант с маленьким, но таким звонким барабаном.
– Это наши помощники, – деловито заявил проявившийся в воздухе Обжоркин. – Их отпустил с нами вождь. На поиски нам отвели три дня.
– А почему так мало? – разочарованно спросила Злата.
– Наши помощники нужны деревне. Тут на счету каждый человек, потому что каждый трудится.
– Да? – удивилась Злата. – Неужели и Шуша работает? Что он делает?
– Собирает ягоды.
– А музыкант?
– Изготавливает барабаны. Раз в месяц до этих мест добираются торговцы, привозят ткани, ножи и остальное, в чем нуждаются жители. А покупают барабаны, сушеные ягоды, сушеную рыбу… В общем, все в деревне делают что-то полезное.
– А где твой Васька? – вспомнила о веселом попугае Злата.
– Не знаю. Он хотел слетать в соседнюю деревню. В общем, я его отпустил.
Но Злату больше всего волновала мама, и Обжоркин это понял.
– Хозяйка, ты напиши маме три записки, – зашептал он в ухо. – Каждый день ей будут давать по штучке. В первой ты можешь сообщить, что ушла с Шушей по ягоды, во второй – на рыбалку, в третьей – в соседнюю деревню. Мама сейчас под присмотром, ее быстро вылечат. Не переживай!
– А бумага? На чем писать?
– А это что? – Обжоркин протянул несколько клочков бумаги. – Я принес из пещеры. Вот уголь вместо ручки.
Кот устроился на плече Златы, глядя сверху, как она выводит буквы на неровных листочках.
– Все-таки нехорошо врать, – вздохнула Злата, откладывая уголек в сторону. – Вру собственной маме. Стыд какой!
– Больше никогда не будешь, – торопливо успокоил девочку Обжоркин, цепляя все три записки на острый коготь. – Через минуту вернусь.
