– А сюрпризы тоже будут, как же без них. Вот увидишь.
Сюрпризы начались на следующий день. На калитке появился отпечаток чьей-то ладони, выжженный на крашеном дереве. Плитки садовой дорожки оказались утоплены в землю, словно по ним широкими шагами прошёл кто-то невероятно тяжёлый. А на самих плитках остались царапины. На земле рядом с дорожкой обнаружился глубокий след остроносого сапога. Кот Василий, поставив шерсть дыбом, обнюхивал дорожку. Потом скачками понёсся к дому, а когда через минуту вернулся, то за ним шла бабушка.
– Что, Вася? Что ты там нашёл?..
Бабушка не договорила. Увидела след, присела на корточки, рассмотрела как следует дорожку и сказала:
– Та-а-ак… Понятно.
Глаза у неё совершенно позеленели.
– Что понятно, баб?
– Что нам с Ильёй надо посидеть, посоветоваться и подумать.
– О чём подумать, баб?
– О серьёзных вещах.
– О каких, баб?
– Любопытной Варваре нос оторвали! – отрезала бабушка.
Варя чуть не взорвалась от злости.
Тайны! Секреты! Ей, Варе, между прочим, уже десять лет! А бабушка только и знает, что поучать, отмалчиваться и читать мораль!
Варя отправилась в малинник – страдать. Только вошла во вкус малины и страданий, и вот пожалуйста, уже зовут.
– Варя-а-а-а! Варюша-а-а-а! Иди сюда-а-а-а! Варюша-а-а-а! Где ты та-а-ам! – звала бабушка.
Варя не спеша брела на зов и злилась: на бабушку, на Ляльку и на весь белый свет в придачу.
– Мы с Ильёй посидим, посоветуемся. Может, свяжемся кое с кем. Присмотри за Лялькой, хорошо? – голос у бабушки был виноватый, и это рассердило Варю ещё сильнее.
Как праздники, подарки и развлечения, так это мелкой вредине! А как присматривать за этой самой врединой, так сразу Варя!
Илья пришёл вместе со Снежком. Пёс улёгся поперёк калитки, а Илья протопал по дорожке к дому. Увидел следы, покрутил головой и крякнул, став мрачнее тучи. Они с бабушкой засели в комнате с книжными шкафами. Варя попробовала подслушать под дверью, но ничего не услышала. Пришлось тащиться к Ляльке, смотреть, как она складывает башню из кубиков.
Варю так и распирало от обиды и злости. Обидно было и то, что мелкая вредина с утра напялила футболку с драконом – ту самую, папину, сингапурскую. А у Вари ни дракона, ни футболки…
Потом пошёл дождь: мелкий, настырный, противный. Из окна потянуло сыростью и холодом. Пришлось идти на веранду за толстовкой. Тут же вслед прибежала Лялька – с неразлучной куклой и в любимой Вариной бейсболке: красной, с вышитой чёрной кошкой.
– А ну, отдай! Тебе кто позволил это брать? – Варя отобрала бейсболку и нахлобучила её себе на голову. – Всё, брысь отсюда! Достала ты меня, понятно?
Лялька надула губы, но тут же заулыбалась и убежала. Через минуту вернулась с флакончиком «Радужных пузырей» и принялась совать его сестре в руки. Ясно, хочет пускать пузыри, а сама крышку открыть не может…
– Дай сюда! – Варя отобрала флакончик и сунула его в карман толстовки. – Всё, нету его, поняла? Иди, займись чем-нибудь! Кыш!
Малявка не уходила. Стояла набычившись, прижимая куклу к себе.
– Дай! Вая, дай! – вдруг выговорила Лялька.
– Иди отсюда! – закричала Варя и выхватила куклу. – Пошла ты на все четыре стороны! Сгинь!
На мокрой веранде закрутился вихрь, и в этом вихре исчезла Лялька.
Варя ахнула, бросилась вслед, и холодный ветер унёс прочь и её, и куклу.
Часть вторая
Бабушкина внучка
Баба-яга сидела на крылечке и печалилась.
Мышей сушёных почти не осталось. Мухоморы нынче не уродились, поганок днём с огнём не сыщешь. Одна надежда на ягош: глазастые, вечно голодные, авось что и найдут. А не найдут, так и голодными посидят – в первый раз, что ли?
Чему бы ещё огорчиться? О чём поволноваться? Вот курьи ножки у избушки того гляди захромают. Пока вроде здоровые, голенастые да жилистые, но ведь могут захромать? Могут! Значит, можно погоревать – всё равно пока делать нечего… Не грязь же из избушки выметать! Какой в этом прок? Ягоши придут, опять грязи натащат! Потом можно будет окно и дверь настежь открыть, сквозняком её и вытянет. Но это когда-нибудь после. А сейчас можно сидеть и тревожиться…
Или лучше помечтать? Как вырастут ягоши большими да сильными, возьмут да завоюют для неё, для Бабы-яги, всё вокруг: и Навь, и Явь! А там, глядишь, и до Прави
[2] дело дойдёт! Ух, здорово будет, славно! Плохо ли быть всему свету повелительницей? А тогда всё всем припомнить: все обиды, каждое лыко в строку пойдёт! Никому мало не покажется!
– Здорово, старая! Как живётся-можется? – На крылечко бесшумно слетел огромный филин. Глянул жёлтым глазом и заухал так, что в елях отозвалось эхо.
– Здорово, Филимон! Сижу вот, дармоедов своих поджидаю. А тут ещё один невесть откуда…
– Это кто?
– Да ты! Не узнал себя – так вот, погляди на дармоеда! – Баба-яга выхватила из лохмотьев зеркальце. – Не узнаёшь? А?! Когда ты мне последний раз вести приносил?
– А что толку их приносить? От тебя же слова доброго не услышишь! Только и слышно: пустоболт, лгунишка, пентюх желтоглазый!
Баба-яга подбоченилась.
– Добрые слова в одно ухо влетают, из другого вылетают! А злые глубоко оседают, да долго помнятся! Мне вот бабенька Яга Ягишна как сказала: «Злюка ты, Ягуся, никто тебя такую не полюбит!», так до сих пор и помню.
– Так и Ягишна небось злюкой была…
– А как же! Я вся в неё!
Филин взмахнул крылом и выбил у Бабы-яги зеркальце.
– Разбилось! Чтоб тебе лопнуть, увалень! Ну-ка, ну-ка… Это что у тебя такое? – Баба-яга хищно прищурилась и сграбастала мышь, что была в когтях у филина. – Вот и ладно, хороший гость без гостинца не ходит.
– Чтоб он тебе поперёк горла встал, карга ты старая!
Филин взмыл над крышей и крикнул, улетая:
– Беда идёт, бабка! Большая беда, лихо неминучее!
– Подавись ты этими словами, умник!
– Умник и есть, так что не обессудь: сама с бедой справляйся, без меня!
Баба-яга запустила в филина шишкой.
Вот горе-то! Где теперь другое зеркальце взять!
Варя открыла глаза, села и осмотрелась.
Вокруг стеной стоит лес. Огромные еловые лапы смыкаются, земля усыпана хвоей. Кое-где виднеются разноцветные шляпки грибов – сыроежек, что ли? Колючие кусты усыпаны алыми ягодами. Знать бы, как они называются…
