– А родители что ж – не спохватятся?
– А откуда они узнают? С ними двояшка живёт. Баба-яга сразу с нового ягоши мерку снимает, двояшку делает и домой к новичку отправляет. Дома ничего и не заметят.
Выучится ягоша, придёт и с двояшкой в одно сольётся. Так и будут жить: ни себе ни людям не в радость. Одна Баба-яга будет радоваться, что несчастных на свете прибавилось. Она ж сама несчастная, вот и радуется, что её полку прибыло. Всё чужие несчастья со своими сравнивает, дура старая, перебирает их, как бусины на нитке, помнит их, хранит да копит… Тьфу!
– Что ты всё бранишься да ругаешься, Васька? И что за слова у тебя такие? То кулёма, то дурафья! Вроде и непонятно, а обидно!
– Слова как слова. Книжки больше читай, если домой вернуться исхитримся. А пока слушай и на ус мотай!
– Откуда у меня усы?
– Говорится так, балда ты стоеросовая! Вон ягоши тронулись, давай за ними! Поторапливайся, кулёма! Да тихо, смотри, чтобы ни одна ветка не хрустнула!
Баба-яга мешала в котле половником и злилась. Что бы такого ещё туда подбросить? Отобранная у Филимона мышь давно там – вон хвост из варева торчит… Где проклятые ягоши шляются? Обедать пора!
Заворошился в углу паук Терентий, старинный дружок. Баба-яга тут же вынула у него из паутины пару недоеденных мух и отправила их в котёл. Помешала, попробовала. Маловато для навара… Тараканов подложить, что ли?
– Эй, бабка! – позвали снаружи.
Баба-яга выскочила на крыльцо, как молоденькая.
Вот они, стоят перед избушкой. Задрав головы, смотрят на неё, свою хозяйку: Неряха, Раззява, Бестолочь и Разиня. Все одинаковые, как на подбор – любо-дорого посмотреть… А это с ними кто?
– Явились не запылились! Вас только за Смертью посылать! Ну да мы с ней подружки, сама на чашку мухоморного отвара забредёт… А это у вас кто?
– В лесу нашли: брела куда глаза глядят да слёзы вытирала, – доложил Разиня. – Вот только немая она, совсем ничего не говорит. А слышать – вроде слышит.
– Плачет – это хорошо, – осклабилась Баба-яга. – Это даже замечательно! Это я люблю! А ну, заходите, дармоеды! Да смотрите, грибы не рассыпьте!
Бестолочь тут же споткнулся о собственную ногу, шлёпнулся и уронил корзинку. Грибы разлетелись по траве.
– Опять всякой дряни набрал? Белых, подберёзовиков да подосиновиков? Учишь вас, дураков, учишь, а толку нет! Ну-ка, всыпьте ему как следует!
Первым Бестолочь ударил Разиня – как положено вожаку. Прочие не отставали. Молодцы, так и надо…
– Мухоморы подбери, а остальное пусть валяется! – распорядилась Баба-яга.
Бестолочь пополз на четвереньках собирать рассыпанное.
– Почему одни мухоморы берёшь? Всё подбирай, всё! А то чем я вас, проглотов ненасытных, кормить буду? Ну а вы чего уставились? Живо в избушку!
Ягоши, толкаясь, полезли на крыльцо. Лестница под ними визгливо скрипела. Разиня тащил за руку найдёныша.
– А ну, стой! Иди сюда! Тебя как зовут?
Новенькая молчала, только волчонком смотрела исподлобья.
– Будешь Фуфыра! – решила Баба-яга. – Ишь какая чистенькая да нарядная… А вот нечего из себя невесть что корчить! Надо быть как все! Эй, Бестолочь! Давай сюда корзинку да займись этой фифой! А то вырядилась…
Бестолочь утёр нос рукавом и принялся мазать новенькую грязью. Не тут-то было: девчонка яростно отбивалась: кусалась, брыкалась, выворачивалась. Справиться с ней удалось только втроём – вместе с Разиней и Раззявой.
– Сойдёт, – кивнула Баба-яга. – Пока хватит. Эх вы, недотыкомки! Ничего путём сделать не можете, всё за вами переделывать приходится… Ну да это потом. А сейчас живо все в избу! Вон уже остальные бегут-торопятся.
Ягоши расселись вокруг стола. Сглатывали голодную слюну, потихоньку переглядывались и перелягивались. Баба-яга взялась покрепче за ухват, крякнула от натуги и грохнула на стол котёл с варевом. Достала обгрызенную ложку и оглядела всех по очереди.
– А ну-ка… Ты!
– Сиди, не высовывайся! – выкрикнул Раззява.
– Правильно! – Баба-яга сунула ему в рот ложку варева и тут же наотмашь стукнула его пустой ложкой по лбу.
– Ты!
– Всё равно ничего не получится! – отозвался Неумеха.
– Так! – Ложка исчезла у него во рту, потом звонко впечаталась в лоб.
– Ты!
– Не радуйся – плакать бы не пришлось! – отчеканила Неряха.
– Так! – подтвердила Баба-яга, орудуя ложкой.
Следующей оказалась Фуфыра.
– Никому не верь! – сказала Баба-яга. – Повтори!
Новенькая молчала, угрюмо глядя из-под спутанной чёлки.
– Ты что, и правда немая? Ладно, на первый раз покормлю. Ешь!
Ложка ткнулась новенькой в плотно сжатый рот. Девчонка дёрнула головой и боднула ложку. Похлёбка из мухоморов, мышей и мух выплеснулась на грязную столешницу.
– Ах ты, поганка! – завопила Баба-яга. – А ну, пошла вон! Кыш за печку!
Девчонка скатилась со скамьи и юркнула в тёмный запечный угол – прямо к пауку Терентию.
– Жрать захочешь – сама вылезешь! – буркнула Баба-яга и обвела взглядом ягош.
– Ты! Нет, ты!
Неумеха сник, а Рохля радостно выкрикнула:
– Все люди – сволочи!
«Стук!» – подтвердила ложка.
Варя с куклой сидели в кустах на краю поляны и шёпотом совещались.
– Ты подойди, вызови Бабу-ягу да разговором её займи, – учила Васька. – А я тем временем в окно загляну. Да вежливо говори, слышишь? Тихо, покорно, во всём ей поддакивай. Яга, она послушных любит. Всё запомнила, что сказать надо?
– Ага. Вот только страшновато…
– А ты бояться – бойся, а что надо – делай. Ну, пошли?
– Пошли, – сказала Варя и для храбрости подёргала себя за косу.
– Потом встречаемся во-о-он там, у кривой берёзы!
Избушка и в самом деле оказалась на курьих ногах: крепких, с жёлтыми когтями. Единственное окошко – маленькое, немытое – уставилось на Варю, словно злобный глаз. Стало ещё страшнее – так что живот скрутило.
– Избушка-избушка, – сказала Варя сиплым от страха голосом и откашлялась, – повернись к лесу задом, а ко мне передом!
Избушка заскрипела и повернулась. Из щелей между брёвнами посыпался мох.
Крыльцо, на нём выдолбленная из бревна ступа. Вот отворилась низкая дверь… А вот и сама хозяйка!
Баба-яга оказалась совсем не страшной. Маленького роста, чумазая, в лохмотьях. На голове повязан грязный платок непонятного цвета. Из-под него торчат седые патлы.
