– На что, на что меняться? – всполошилась кикимора.
– На зеркальце!
– Бессовестная ты! Последней утехи старушку лишить хочешь! Старших уважать надо, уступать им – тебе что, не говорили такого? В кои веки человека увидела, и то нахалка невоспитанная попалась! Иииы-ы-ы-хы-ы-хы-ы-ы!
– Какая есть, – ответила Варя. – Так будем меняться или как?
– Будем, будем! – всхлипнула кикимора. – Раз уж ты такая бессердечная, уступить старушке не хочешь… Иди сюда, забирай зеркальце, а то у меня ножки ходят плохо – старость не радость, о – хо – хонюшки…
Варя шагнула вперёд и взвизгнула от боли: Васька вцепилась ей в волосы.
– Куда прёшь, сущеглупая? Прямиком в трясину! Увязнешь, и поминай как звали! Эта хныкса шапку заберёт, и только её и видели, а ты останешься тонуть себе потихоньку!
– Да там же трава растёт, цветы всякие… Какое это болото?
– Самое настоящее! Брось камень – только булькнет!
– Больно умная! – зло сказала кикимора.
– Конечно, умная! – подбоченилась Васька. – Хочешь меняться – иди сюда, к нам!
Кикимора метнула злобный взгляд на Варю и заковыляла, переваливаясь с ноги на ногу.
Вблизи кикимора оказалась ещё противнее. От неё разило тиной. По-лисьи длинный нос шмыгал и морщился, что-то вынюхивал. Выпученные глаза слезились, а взгляд так и прыгал туда-сюда, ни на чём не останавливаясь.
– Ну, давай шапку-то! – Кикимора помахала зеркальцем.
– На! – Варя протянула ей бейсболку.
– Мало! Давай ещё что-нибудь в придачу!
– Ах ты!.. – пискнула Васька и от злости подавилась.
– Давай-давай! А то ничего не получишь!
Что ещё отдать противной старушонке? Варя пошарила по карманам. Яблоко и гребешок. Ни завалявшейся монетки, ни конфеты, ни пуговицы. На шее бабушкин кожаный шнурок, а на нём… Ура!
– Вот! – Варя вытащила из-под футболки куриного бога.
Кикимору перекосило.
– Убери! Убери сейчас же! – от визга у Вари заложило уши.
– Ага, как же! – завопила Васька. – Давай зеркальце, сквалыга! Давай сюда и проваливай в своё болото, пока мы добрые! А то сейчас как глянем на тебя через дырку!
Кикимора швырнула Варе и зеркальце, и бейсболку, подхватила подол и бросилась бежать по болоту. Вместо ног у неё оказались птичьи лапы: с тремя пальцами и длинными когтями. И бежала на этих лапах кикимора чуть ли не впереди собственного визга.
– Чего это она? – растерянно спросила Варя.
– Как «чего»? Ты ж её напугала до смерти. Куриный бог – лучшее средство, чтобы от кикиморы избавиться – ты что, не знала? Вот она и дала дёру. Пока не уйдём, так и будет в болоте сидеть. Пошли, некогда рассиживаться!
Выбирались из болота след в след: Васька впереди.
– Я легче! – заявила кукла. – А ты за мной, да не отставай. Хоть самая трясина там, куда кикимора убежала, да всё равно ухо востро надо держать.
Тропка вилась всё дальше и дальше, катючая шишка не останавливалась…
– Стой! Тихо! – прошипела Васька. Она вылезла из капюшона прямо Варе на плечо, вытянулась столбиком и посмотрела вперёд из-под руки. – Ой, беда какая! Беги, прячься! Вон туда!
В голосе куклы был такой ужас, что Варя бросилась в чащу, ни о чём не спрашивая. Забилась в кусты и только тогда осмелилась посмотреть, от кого же убегала.
По тропинке шло Непонятно Что. Вроде мужчина: с бородой, в полосатых штанах. Но поверх штанов надета юбка с оборкой по подолу. Щёки – там, где не растёт борода, – густо нарумянены. Глаза и брови подведены до висков, в левом ухе серьга. Волосы расчёсаны на прямой пробор, справа коротко острижены, слева – заплетены в длинную косу.
– Васька, что это за чучело?
– Сама ты чучело, – прошептала кукла. – Это Горе-Злосчастье. Сиди мышью за веником.
– Это как?
– Цыц! Нишкни! Молчи, не шевелись! – Васька больно дёрнула Варю за ухо.
Чучело остановилось и стало озираться. Глаза у него были пустые, а взгляд такой тяжёлый, что Варя сжалась в комок и закрыла лицо руками. Васька в капюшоне еле слышно бормотала:
– …уходи, Горе, за сине море, за тёмный лес, за светлый огонь, а нас не тронь! Крепко моё слово, крепче булата ярого, крепче каменя Алатыря! Сгинь, Горе, с нашего пути, дай нам пройти!
Горе-Злосчастье потопталось ещё немного и побрело дальше. Там, где оно прошло, засохла трава, а с еловых веток осыпалась рыжая мёртвая хвоя.
– Фу-у-у… Пронесло беду стороной. Отсиделись! – прошептала кукла.
– Откуда оно взялось, Васька?
– Да кто ж его знает… У Горя-Злосчастья свои пути-дороги, только лучше с ним не встречаться. А уж если встретился, нельзя ему на глаза попадаться, а то ни пути, ни удачи не будет. Всё через пень-колоду пойдёт, десять раз будешь дело начинать и так ничего и не сделаешь. Чего бы ни хотел, за что бы ни брался, всё бедой обернётся – да такой, о какой и не слыхивал, с какой и не совладаешь.
– А почему оно такое несуразное? В штанах и в юбке, с бородой и размалёванное. А волосы… – Варя не удержалась и хихикнула.
– Да потому что Горе-Злосчастье не «он» и не «она», а «оно»! Вот поэтому у него всё так и есть: и штаны, и юбка, и борода, и коса! – Кукла явно крепилась, но не выдержала и залилась тоненьким смехом. – Ой, не могу! Чучело, как есть чучело! Хоть и дурафья ты, а верно подметила!
Обижаться на Ваську было невозможно. Варя вспомнила размалёванное Горе-Злосчастье и расхохоталась до слёз. Так и смеялись вдвоём с куклой, пока из сил не выбились.
– Это мы со страху, – выдавила Васька, икая от хохота. – Страх, он смехом избывается, так и хозяйка говорит… Ой, не могу-у-у-у! Как вспомню эту рожу… Ха-а-а-ха-ха-ха!
От смеха и правда полегчало. Даже пить и есть хотелось куда меньше. Вот только живот от хохота заболел. Ваське, той всё было нипочём. Отсмеявшись, она поудобнее устроилась в капюшоне и скомандовала:
– Вперёд! Гляди веселей!
Сил обижаться на нахальную куклу не осталось. Только на то, чтобы брести за катючей шишкой и вполуха слушать Васькину трескотню:
– Ты что ж молчала про куриного бога? А откуда он у тебя?
– Бабушка подарила.
– Она ничего зря не делает! – подытожила кукла.
– Думаешь, она знала, что Лялька пропадёт?
– Знать не знала, а вот защиту на всякий случай дала. Куриный бог – вещь полезная… А ну, покажи-ка его!
Варя вынула камешек из-под майки и перетащила его по шнурку назад, к Ваське.
– Ого, сердолик! Да яркий какой, прямо апельсиновый!
