Амари кивнул.
– Поразительно, – прошептал Горра. – Это даже не прикосновение целителя – это прикосновение божества. Жаль… очень жаль, что с нею все так вышло…
Горло Амари свело судорогой. Он вспомнил с болезненной ясностью, как Эсме смотрела на Кристобаля, когда они сидели за большим столом в его каюте; вспомнил все случайные жесты и слова, что они дарили друг другу на протяжении долгих недель, не осмеливаясь на большее, чтобы не подвергнуть опасности людей, доверивших им свои жизни. Что же выходит, за такое они получили лишь одну награду – смерть вдвоем?
Немыслимо.
– Так нельзя, – хрипло проговорил Амари. – Я должен что-то сделать.
«Черная звезда» издала в его голове чаячий крик, в котором слышалось удивление. Горра уставился на него бледно-голубыми глазами, ожидая продолжения. Но молодой капитан и сам не знал, что будет дальше.
Он просто понимал, что не станет сидеть сложа руки и ждать прибытия отца.
Часть третья
Мертвая вода
После занятий с Госсом, широкоплечим громилой с каменными кулаками, Кристобаль всегда убегал из замка через одну из потайных дверей – ту, что в кухне, – и, пробравшись через заросший колючкой сад, выходил на скалистый уступ, с которого открывался восхитительный вид на Алую гавань. Уступ, похожий на каменный язык, который Замковая гора показывала морю и самому Великому Шторму, был достаточно опасным местом, но он об этом даже не задумывался. «Дурной, как все фениксы», – сказал бы Госс, добродушно усмехаясь, если бы увидел его на самом краю бездны.
Только феникс – даже такой, чей дар пока что не пробудился, – мог по доброй воле каждый день сражаться с этим великаном, который внушал ужас противникам одним своим видом. Он возвышался над самим лордом Фейрой на целую голову; когда он шел по коридору, слышно было на два этажа вниз; когда он хохотал от души, на нем рвались не только рубашки, но и кожаные куртки, а еще он как-то раз ударом кулака расколол дубовую столешницу и потом целый месяц работал бесплатно, чтобы возместить хозяину испорченное имущество. Любого другого подростка – не феникса – Госс сломал бы одним движением пальца.
Кристобаль с улыбкой посмотрел на свои руки. Сбитые в кровь костяшки, синяки и глубокие царапины – не беда, заживет. Сегодня он сумел удивить учителя. «Ну надо же, достал», – поворчал Госс, когда посох Кристобаля сломался, ударившись о его бедро. С точки зрения мальчишки, правильнее было бы сказать «врезал», но он решил не придираться к словам. Времени на это, в общем-то, и не было, потому что Госс приказал ему взять второй посох и попытаться повторить. Ну… раз не получилось сегодня, получится когда-нибудь потом.
Строго говоря, Госс был намного безумнее любого феникса, выходя один на один против подростка из клана Фейра. Кристобалю полгода назад исполнилось двенадцать, и это означало, что в любой день в нем мог пробудиться наследственный дар. Случись такое во время их учебного боя – в тот момент, когда Госс загонит его в угол или ударит, – великану не поздоровится. Они оба это знали, но продолжали заниматься.
«А что мы будем делать потом? – спросил однажды Кристобаль. – Ну, когда я… изменюсь. Ты же еще многому не успел меня научить, верно?»
«Есть способы», – уклончиво ответил Госс и усилил натиск, как делал всегда, когда не хотел о чем-то говорить.
Кристобаль решил приберечь вопросы на будущее и через несколько дней, сам того не ожидая, получил ответ – один из возможных. Его старший брат, Бастиан, предложил Госсу немного размяться, и мальчик впервые увидел, как дерется взрослый и очень сильный феникс, когда не хочет случайно причинить вред обычному человеку.
С завязанными глазами.
Это было удивительное зрелище. Бастиан двигался так, словно все видел: он был проворным и смертоносным, он был неотвратимым как шторм. Кристобаль следил за происходящим с открытым ртом, и если поначалу он еще пытался запоминать какие-то движения, чтобы в свой черед опробовать их на Госсе, то уже через несколько секунд все забылось, кроме двух фигур – громадной и тяжелой, стройной и грациозной. Их движения, так похожие на танец, завораживали, и даже сейчас, несколько месяцев спустя, Кристобаль не мог понять, в чем был секрет этой ворожбы.
Он некоторое время сидел с закрытыми глазами, воображая, что держит в руках посох. Близость обрыва придавала ощущениям остроту, он как будто чувствовал приближение врага. Но ничего не происходило – яркий солнечный свет пронзал его веки, окрашивая слепую тьму в красный цвет. Где-то в глубине его души вновь шевельнулся затаенный страх, проснувшийся вскоре после тренировочного боя Бастиана и Госса. Что, если он… кукушка? Что, если дара у него нет? Фениксы могущественны, но их мало по сравнению с другими семействами, и это опасно. Хотя Кристобалю было всего двенадцать, он уже знал о кровных узах и войне больше, чем иной взрослый. И от этого ощущение собственной бесполезности становилось лишь сильнее.
Вздохнув, он поднялся и направился было назад, как вдруг увидел краем глаза какое-то шевеление посреди колючих зарослей. Там, в самой непролазной части сада, стояла беседка; Кристобаль узнал о ее существовании из старых дневников, поскольку садовника в замке не было уже полвека – поэтому сад и находился в столь запущенном состоянии. Он не мог увидеть беседку с того места, где стоял, однако заросли вдруг словно расступились под его взглядом, открывая покосившиеся деревянные решетки, оплетенные красно-зеленым плющом.
И… незнакомого мальчика, его ровесника, одетого с головы до ног в белое, с волосами цвета свежевыпавшего снега и алебастровой кожей. Он стоял, прижимая к груди большую книгу – тоже белую! – и пристально смотрел на юного феникса.
Кристобаль моргнул несколько раз – и наваждение исчезло, как исчезают призраки. Но белый незнакомец выглядел человеком или магусом из плоти и крови, а не эфемерным видением. Что-то кольнуло в левом глазу – наверное, мусор попал, когда Госс бросил ему в лицо горсть песка, пытаясь отвлечь. Смахнув набежавшие слезы, Кристобаль сердито нахмурился, ощущая, как испаряется хорошее настроение, а взамен приходит предчувствие чего-то очень, очень нехорошего.
Ему вдруг захотелось поговорить с той, кто знала ответы на все вопросы.
Очнись. Очнись, пожалуйста, я прошу тебя, очнись.
Я не выживу без тебя…
– Ты что-то хотел спросить, мой мальчик?
У леди Марии был чарующий голос. Стоило ей заговорить – любой обращался в слух. В жилах матери Кристобаля текла доля соловьиной крови, и иногда отец шутя называл ее Певчим Фениксом. Она и впрямь очень хорошо пела, хотя подлинного соловьиного дара у нее, конечно, не было. Она, как и все прочие благородные обитатели Алой башни, повелевала огнем и – хотя об этом редко говорили вслух – была в этом деле куда сильней мужа и старшего сына.
Кристобаль снова моргнул. У него кружилась голова. Почему-то он не помнил, как попал из сада сюда, на балкон третьего этажа, где мать и две ее компаньонки занимались своими обычными делами – одна из дам вышивала, другая рисовала, а сама Мария Фейра читала книгу. «Наверное, я о чем-то задумался и не заметил, как нашел ее здесь», – сказал он себе, но все равно покраснел. Художница продолжала сосредоточенно рисовать, не замечая его, а вышивальщица хихикнула и уронила иголку.
