Он как будто ей сочувствует, но вместе с тем явно наслаждается, внутренне радуясь удачной сделке. Эсме подходит к окну, за которым уже почти совсем стемнело. Раньше из этого окна была видна улица, а из ее собственной комнаты – тейравенские крыши и кусочек моря. И чайки, вездесущие голодные чайки, которые так ее раздражали своими криками и своими тухлыми мыслеобразами. Даже тот день, когда она повстречала Кристобаля, как ей казалось, в первый раз, начался с чайки.
С птицы.
Эсме поворачивается к Хозяину Сундука и видит в его глазах яростное нетерпение пополам с жадным любопытством. Первая догадка верна: одни и те же страсти обуревают не только всех живых, но и всех мыслящих существ, пусть даже не все эти существа готовы признаться самим себе в собственных… недостатках.
– Птица, – хрипло говорит она. – В бутылке шестнадцатая птица.
Хозяина Сундука окутывает плотный покров мрака – он заворачивается во тьму, как в плащ, и это хорошо, потому что теперь его облик совсем не напоминает человеческий. Он в один миг оказывается рядом – он высокий, такой высокий, что упирается головой в потолок, – и трехпалой рукой из костей протягивает ей бутылку.
ОТКРЫВАЙ.
От его настоящего голоса все кости в ее теле вибрируют. Стуча зубами, она вытаскивает пробку. Сначала из горлышка бутылки валит черный дым, а потом появляется что-то острое… и на свободу выбирается птица чуть крупнее воробья. У нее длинный клюв, двухцветное оперение – спина блестящая, голубовато-зеленая, а внутренняя часть тела выглядит испачканной в ржавчине. Взглянув на Эсме черными глазами-бусинами, птица издает писк и, взмахнув крыльями, улетает.
По груди течет что-то горячее. Эсме смотрит на себя и видит, что ее блуза красна от крови. Она закрывает глаза и улыбается. Так или иначе, ответ найден.
Во тьме раздается громкий стук – это опускается крышка.]
– А сейчас ты дашь мне честное слово, – сказал высокий мужчина с уродливым шрамом от ожога на правой щеке, – что не попытаешься снова сбежать, не станешь подговаривать слуг помогать тебе и вообще будешь вести себя так, как полагается хорошо воспитанному юноше из приличной семьи.
– Семьи, обвиненной в измене? – мрачно переспросил Кристобаль. Рейнен Корвисс закрыл глаза и устало вздохнул. – Ладно, ладно, я все понял. Буду паинькой, господин Ворон, только прошу вас – узнайте, что происходит и где мой отец. Я уже два дня сижу взаперти и ничего не знаю. Он жив?
Рейнен Корвисс кивнул. Они находились в маленькой комнате на втором этаже небольшого особняка, принадлежащего старейшине воронов. Никто не ведал настоящего имени хозяина этого домика, затерянного среди других, похожих на него как две капли воды. Капитан-император, конечно, мог отыскать Кристобаля, будь ему известно, что тот жив. Но, похоже, юный Марр и после смерти продолжал оставаться Кристобалем Фейрой.
Он почувствовал, что дрожит словно в ознобе. Рейнен не стал скрывать правду о том, как Пламенный Князь был
сначала обманут, а потом схвачен; Кристобаль отлично понимал, что в случившемся есть немалая доля его вины. Если бы Марко Фейра не решил, что слуги капитана-императора схватили его младшего сына…
– В чем нас обвиняют? – тихо спросил Кристобаль.
– Три месяца назад сгорела фабрика звездного огня на острове Последней Надежды, – столь же негромко ответил Рейнен. – В силу некоторых причин… возникли подозрения, что с этим связан какой-то из кланов. Его величество приказал провести расследование.
– Какие еще причины? Какие подозрения? Нас кто-то оклеветал!
Лицо Рейнена приобрело странное напряженное выражение. Из-за шрама его гримасы сбивали с толку, скрывая – или перевирая – истинные чувства. Кристобаль, не понимая причины, почувствовал: ему сейчас соврут.
– Ты ведь знаешь, в чем заключается истинный дар Цапли? Знаешь. На месте пожара был схвачен один… соучастник. Капитан-император допрашивал его лично. Если цапля находит нужное слово, сильное слово, – оно становится ключом, который отпирает все замки. Ему не может сопротивляться ни человек, ни магус. Ну… разве что очень сильный магус. Пленник собрал все силы, но их не хватило. Он сильно обгорел, его раны болели и начинали гнить…
– И что?
– Во время допроса он сказал все, что капитан-император хотел услышать.
Даже в свои двенадцать лет Кристобаль понимал: это не равнозначно правде.
– Как давно она… три месяца назад? В то время мой отец был дома!
– Он сам не поджигал фабрику, разумеется. Но, по версии Аматейна, все подготовил – и пленник это подтвердил. Всем участникам заговора грозит смертная казнь.
– Какое безумие… – прошептал Кристобаль, пряча лицо в ладонях. – Зачем моему отцу эта фабрика? У нас достаточно земель, нам всего хватает – я, конечно, не управляю Алым замком, но все вижу и слышу. Никто из фениксов никогда не брал чужого.
– Ты просто не можешь понять кое-чего важного, – сказал Рейнен. Более мягкосердечный магус или человек попытался бы утешить мальчика, но Ворон разговаривал с ним как со взрослым, ничего не скрывая и не смягчая. Почти ничего. – Большинству людей и магусов – в этом смысле мы с ними одинаковы – всегда чего-то не хватает. Денег, власти, любви, уважения, славы… – этот список можно продолжать бесконечно. Каждый из нас судит о другом со своей точки зрения, и поэтому мы часто ошибаемся – ведь тот, кто мечтает о славе, никогда не поймет того, кто мечтает о любви. Аматейн мечтает сделать свою Империю блистательной и осознает, что для такого у него маловато власти.
Кристобаль кивнул:
– И поэтому он думает, что ее жаждут все. Особенно другие кланы.
– А ты неглуп. – Рейнен улыбнулся краем рта и потрепал его по волосам, впервые вспомнив, что разговаривает с ребенком. – Я должен тебя оставить, у меня много дел. – Он поглядел на Кристобаля, словно думая, стоит добавить еще что-то или лучше промолчать. Кристобалем вновь овладело то же самое чувство, что и совсем недавно: ему сейчас соврут. – Я попытаюсь убедить его величество, чтобы твоего отца судили в Росмере. Росмерского Судию невозможно подкупить или запугать – он всегда выносит справедливые решения. Будем надеяться, что Эльга-Заступница окажется на нашей стороне, и я его… уломаю.
– Будем надеяться, – повторил Кристобаль словно эхо. – А чего хотите вы, господин Верховный Ворон?
Рейнен обернулся у двери:
– Что?
– Чего вы хотите? – снова спросил Кристобаль, бестрепетно глядя Корвиссу в глаза. – Денег? Власти? Или… чего-то другого?
– Справедливости, – сказал магус со шрамом на щеке. – И знаний. Ради того, о чем еще никто в мире не знает, я готов на все. Спи, мальчик. Завтра я приду и расскажу тебе, чего нам удалось добиться в деле спасения твоего отца.
И дверь закрылась.
Кристобаль и вправду попытался уснуть. Его держали в гостевой спальне. На огромной кровати могли бы разместиться с удобством десять таких мальчиков, как он. Еще он увидел несколько пустых сундуков для одежды, плетеное кресло у занавешенного плотными шторами окна, выходящего в сад, и книжный шкаф, заполненный легкомысленными романами. Он пробовал читать, пробовал считать листья на ветках за окном, пробовал даже драться с воображаемым Госсом. Но рано или поздно его мысли возвращались в привычную колею, и внутри все начинало болеть.
