В ~песне~ серебристого корабля появился ритм, который становился все проще и проще, пока не превратился в гул, похожий на биение громадного сердца. Восхищение совершенством форм схлынуло – взамен пришел даже не страх, а холодный ужас. Фрегат надвигался, и его корпус постепенно делался прозрачным, будто металл превращался в чистейшее бесцветное стекло. Кубрик… камбуз… каюты… трюмы… – везде царил все тот же неимоверный порядок и везде было пусто, словно команда исчезла лишь мгновение назад, закончив грандиозную уборку. Только одно место по-прежнему оставалось скрытым от взгляда Сандера – самое неприятное и одновременно самое безопасное на любом рыбокорабле.
Там, в брюхе, пряталось что-то странное. Он чувствовал, что это не человек, не магус, не крылан и не гроган – и все-таки существо, совершенно точно разумное. Оно спало и видело сны о море и рыбах, отчасти подобные тем снам, которые иногда видели фрегаты, с одним лишь отличием.
В его снах было очень-очень много~~~~~~~~~~~~~~~
Крики в темноте.
Шорох. Шорох. Шо-
Оплеуха, которая привела Сандера в чувство, явно была не первой. Он упал на колени, уронил сирринг и на некоторое время сосредоточился на очень сложной задаче: заново научиться дышать. В груди у него что-то хлюпало и клокотало, в глазах потемнело, а шею свело так, что мышцы и сухожилия едва не полопались. Когда Сандер наконец-то смог вдохнуть и выдохнуть – горло болело, словно перед этим он глотнул кипятка, – оказалось, что «Чокнутая» светится. Верхушки ее мачт и концы рей озарились призрачным сиянием, а кормовой фонарь полыхал так ярко, словно превратился в маленькую белую звезду.
– Заступница, я никогда в жизни не видел ничего подобного… – прохрипел Сандер. – Не видел и не слышал… С ней случилось что-то очень страшное, и ее разум сломался – разбился на тысячи осколков. То место, где она застряла… не думаю, что оттуда можно вернуться.
Фейра кивнул, словно именно это и ожидал услышать.
– Ты сделал то, о чем я тебя просил?
Сандер шмыгнул носом, тыльной стороной ладони вытер лоб, и что-то на руке оцарапало кожу – от пота царапины тотчас же начало щипать. Он покопался в памяти и обнаружил безумную ~песню~ там, где ей и следовало быть, – среди всех прочих ~песен~, которые ему довелось услышать на протяжении своей второй жизни. Теперь ее оттуда не выбросить, не вырвать клещами. Теперь она будет с ним всегда.
– Да, – глухо пробормотал он.
– Очень хорошо, – просто сказал Фейра и протянул своему матросу руку, чтобы помочь подняться. Сандер чуть помедлил перед тем, как принять помощь, и феникс нахмурился.
«Я бы так не смог…» – подумал матрос.
– Надо уходить, пока никто не заметил, что с ней произошло.
«С ней. Ну конечно».
Вслух он ничего не сказал.
Когда они уходили, Сандер успел не меньше пяти раз оглянуться и посмотреть на озаренный бледными огнями фрегат – тот странным образом вызывал в нем не только боязливую жалость, но и восхищение, которого иной раз удостаиваются смельчаки, отправившиеся в далекие и необычайно опасные края, откуда еще никто не возвращался.
Утром он нашел удобное местечко на палубе и начал играть.
Хотя все знали, что его сирринг потерялся в Облачном городе, когда цепные акулы крушили все подряд, уделяя особое внимание вещам, которые явно были дороги матросам «Невесты ветра», поначалу никто не обратил внимания на происходящее. Он этому не удивился. Так было раньше – все привыкли к его музыке, потому что он почти всегда играл ту же самую мелодию, что и без его помощи звучала у каждого в голове. Он играл ~песню~ «Невесты ветра», и его самым благодарным слушателем был фрегат.
Но на этот раз ~песня~ изменилась.
Первой – не считая, конечно, самого Фейры, который все слышал, хотя и продолжал сидеть в своей каюте, – неладное почувствовала Эсме. Целительница устроилась неподалеку от Сандера и, слушая его музыку, сначала задумчиво обхватила рукой подбородок, а потом нахмурилась. Сандер подавил муки совести: Фейра взял с него слово ни о чем никому не говорить и столько раз повторил «все будет хорошо», что мысли об обратном напрашивались сами собой. Замысел, детали которого феникс не счел нужным прояснять, постепенно вырисовывался перед Сандером, заставляя его дрожать от страха. Он и сам не понимал, отчего делает все, о чем попросил капитан, и не пытается идти наперекор его воле. Феникс – не цапля, сильного слова не знает…
На палубу поднялись, рука об руку, Ризель и Амари.
– Искусай меня медуза… – пробормотал принц, морщась и потирая лоб. – Сандер, ты не мог бы сыграть что-то другое? У меня от твоей… музыки раскалывается голова.
А вот это было странно. Он и впрямь невольно опустил сирринг. Амари не мог почувствовать ничего особенного, потому что больше не был матросом «Невесты ветра», и, разумеется, потому, что не обладал тем же даром, что и Сандер, – ~песен~ он не слышал. Впрочем, не стоило забывать, что в жилах принца текла и соловьиная кровь. Может, она как-то сказывалась, пусть он и потерял голос?
Как же мало Сандер знал о том, что составляло столь важную часть его жизни…
– Играй, – сказала Эсме. – Мне тоже не очень-то нравится эта мелодия, но я так давно не слышала, как ты играешь, что могу немного потерпеть.
Он промямлил что-то про короткую передышку, но почти сразу заиграл вновь, выбрав первый попавшийся веселый мотив. Последствия его внезапного бунтарства оказались вполне закономерными, хотя сам он был ими обескуражен: спустя совсем немного времени на палубе начал собираться народ. Матросы слушали его с радостными светлыми лицами, словно для того, чтобы вспомнить былые деньки, им только музыки и не хватало. «Так не должно было быть, – подумал Сандер в смятении. – Их не должно здесь быть, когда все начнется…»
Фейра вышел последним, щурясь от яркого солнца, и посмотрел музыканту прямо в глаза, как бы говоря: «А ты сомневался, что все будет хорошо?» Впрочем, его ухмылка казалась скорее язвительной, чем добродушной.
Словно для того, чтобы усилить тревогу Сандера, кто-то начал петь и ногой отбивать ритм; остальные подхватили, и музыканту пришлось повторить эту мелодию еще дважды. Звуки веселья, донесшиеся сверху, с борта «Лентяйки», стали последней каплей: он замахал руками и заявил, что хочет отдышаться. Ему со смехом это позволили.
– Ты можешь сыграть еще раз тот, первый мотив? – вдруг спросила Ризель, и Сандер похолодел. Она неправильно истолковала выражение его лица и поспешно прибавила: – Я не приказываю, я просто…
– Да-да, ваше высочество! – торопливо сказал он и, бросив короткий взгляд на капитана, приложил к губам сирринг.
Фейра подошел ближе и встал спиной к правому борту, оказавшись рядом с Ризель и почти что лицом к лицу с Эсме. Впрочем, целительница на него не смотрела.
– Как странно… – тихонько проговорила Ризель. Наверное, «Невеста ветра» вместе с Фейрой направляли ее слова прямо в уши Сандеру, потому что он не должен был слышать ничего, кроме своей музыки. Кроме причудливой зловещей ~песни~.– Эта мелодия напоминает мне о тех временах, которые хотелось бы забыть, но я испытываю при этом лишь светлую печаль.
