Феникс и очарованный морем замерли по разные стороны комнаты, глядя друг на друга.
– Ну… – наконец проговорил Тако, первым нарушая молчание. – Ты вырос, мальчик мой.
– Вообще-то нет, – мягко возразил Фейра. – В последний раз мы встречались чуть больше десяти лет назад, и, уверяю тебя, за это время я ничуть не вырос. Уж скорее – истерся и выгорел от солнца, ветра и соли.
Тако покачал головой.
– Магус, кого я видел десять лет назад, был в душе все тем же ребенком, которого мы с Унаги вытащили из воды посреди бескрайнего океана. Потерянным сиротой, видевшим вокруг себя только смерть и разрушение. Он улыбался и шутил, да, – он как будто любил жизнь и принимал ее такой, какова она есть. Но в душе мечтал о чем-то другом. – Очарованный морем криво усмехнулся в усы. – Уж поверь мне, я знаю толк в затаенной тоске.
– Я и забыл, что на тебя время от времени находит поэтическое настроение, – проговорил Фейра с улыбкой и, словно переведя дух, подошел к Тако, протянул ему руку. Очарованный морем, промедлив пару секунд, ее взял. – Рад, что ты пришел.
Тако моргнул. Загорелая кожа на кисти, которой он сжимал руку феникса, вдруг подернулась рябью, как поверхность воды, и конечность превратилась в толстое щупальце, в два витка улегшееся Фейре на плечо. Капитан слегка напрягся.
– Откуда ты знаешь, – медленно, ровным голосом произнес Тако. – Может, я просто хотел увидеть, чем все закончится. Может, меня устроил бы и обвинительный приговор. Может, я вовсе не собирался тебя спасать.
Эсме тихонько ахнула, но Сандер на нее не взглянул. Он вскочил и смотрел только на Фейру, готовый… что-нибудь сделать. Он сам не знал что. Угроза капитану была смутной, но совершенно точно существовала.
Фейра уставился на очарованного морем не мигая. Лицо феникса окаменело. Помолчав, он вздохнул и сказал:
– Я тебя подвел. Я виноват. Прости меня, если сможешь.
Щупальце продвинулось ближе к его шее. Сандер вдруг отчетливо понял, что крыльев Феникса он не увидит, – почему-то, по какой-то странной, необъяснимой причине, Фейра не хотел останавливать своего старого… друга?
Любовь, ненависть и любопытство: Сандер внезапно усомнился, что правильно определил, какое из этих чувств удерживает Тако на суше.
– Я не буду корчить из себя святошу, – произнес Тако с отчетливой горечью. – Не буду утверждать, что за свою достаточно долгую жизнь на суше не нарушил ни одного закона, никому не перешел дорогу и не отправил к Эльге или крабам ни одной живой души. Я все это делал, разумеется. Но… когда я тебя спасал, Кристобаль, мне как-то и в голову не пришло, что тем самым я обрекаю на смерть множество людей. Да и магусов тоже, хотя их оказалось меньше. Будь все это частью плана, частью мести за твою погубленную семью – Кристобаль, я бы хоть понял. Не простил, но понял. Может, я тебя вовсе не вытаскивал из воды? Ты все эти годы так и продолжал болтаться в океане, не чувствуя под собой опоры, не зная цели, без парусов и без компаса. Ты подбирал таких же отщепенцев и сеял погибель… зачем, Кристобаль?
Щупальце замерло на плече Фейры. Феникс сказал, по-прежнему глядя в глаза очарованному морем:
– Может, ради этого самого момента?
Тако тяжело вздохнул. Тряхнул головой, что-то невнятно проворчал себе под нос и отвернулся от магуса; его рука вновь стала прежней, и он размял пальцы, как будто вспоминая, как ими двигать. Возможно, они сказали бы друг другу еще что-то, но в этот самый момент снаружи опять раздался шум – и, когда открылась дверь, в гостиную вошел Рейнен, за которым тенью следовал Айлантри.
До сих пор Сандер видел Рейнена Корвисса лишь издалека. На миг ему показалось, что появление старейшины сопровождает шелест крыльев. Рейнен окинул взглядом собравшихся гостей, словно не замечая, что между ними только что произошла стычка, – а вот Айлантри, будучи в очках, явно прочитал случившееся по смятенным лицам Сандера и Эсме, – и провозгласил:
– Итак, прошу к столу!
Они молча повиновались. Рейнен сидел во главе стола, Фейра – напротив него. Эсме усадили справа от капитана, и Сандер с облегчением увидел, что ему досталось место рядом с нею, пусть это и означало, что он окажется по левую руку от старейшины. По задумке Айлантри Тако должен был сидеть слева от Фейры, но рыбак молча отодвинулся в сторону Верховного Ворона, и получилось, что последнее оставшееся место занял сам секретарь, слегка растерянный и расстроенный.
Вечер начался очень медленно и тяжело, чему, на взгляд Сандера, не стоило удивляться: слишком уж разные люди собрались за одним столом. О суде никто не хотел говорить (он догадался, что причина тому – Рейнен со своей странной двойственной ролью в случившемся), но других общих тем у них почти не было. Впрочем, старейшина воронов, проведя столько лет в странствиях по миру, знал многое и о многом, поэтому он-то и спасал положение, исподволь ведя беседу от погоды в северных широтах к любопытным разновидностям рыб, что водятся в окрестностях Меррского котла, от необычных вороньих преданий к последней пьесе, которую привезли из Облачного города и собирались поставить в одном из росмерских театров… Он сумел разговорить даже Тако. Сандер слушал, скользя взглядом по собравшимся и ощущая полузабытое желание устроиться где-нибудь на палубе «Невесты ветра» под звездами, достать сирринг и погрузиться в витиеватое плетение не ~песни~, но совершенно обычной мелодии. Он ждал момента, чтобы уйти, никого не обидев.
А потом подошла служанка и со странным лицом бросила что-то на стол.
Что-то покатилось мимо тарелок и мисок в сторону Фейры – заполненный черной жидкостью стеклянный шар размером с небольшое яблоко. Чернота плескалась внутри него, и с каждой секундой – или долей секунды? все произошло очень быстро… – все сильнее переливалась всеми цветами радуги, двигаясь как будто по собственной воле, рождая внутри стеклянной сферы маленький водокрут.
– Он просил сказать, что это был не конец, – безжизненным голосом произнесла девушка, глядя в пустоту. – Это был не конец.
Фейра тотчас же вскочил – вспыхнули крылья, укрывая его и Эсме.
Щупальца кракена опрокинули стул Верховного Ворона – и тот свалился на пол.
Сандер нырнул под стол, но успел увидеть, как худощавый юноша в очках хватает катящийся по столу малус со звездным огнем, поворачивается к балконной двери и простирающимся за ней росмерским сумеркам, вскидывает руку – и бро…
…Раздался оглушительный взрыв.
* * *
Она наблюдает.
Когда комнату заливает ревущее пламя, она не пугается, потому что заранее знает, что ~ему~ ничего не грозит, целительницу ~он~ защитит, а музыкант вот-вот спрячется под массивным дубовым столом. Остальные живые души в комнате – не ее часть и потому не представляют интереса. Она чувствует кровь и смерть, она даже чувствует печаль, но лишь мимоходом.
Они выбираются из горящей комнаты, пригибаясь и кашляя, а затем ~он~ бросается обратно, чтобы вытащить еще одного человека. Последний оставшийся мертв. Сбегаются слуги с ведрами, но старый ворон кричит им, чтобы принесли песок, потому что <запретное> от воды лишь разгорается сильней. Целительница бросается к тому, кого вынес из пожара капитан. Прижимает ладонь ко рту; бледнеет от ужаса.
