Лара: Еще не попала в переделку?
Я: Что еще за переделка?
Лара: Кэссиди Блейк.
Я так и слышу раздражение в ее безупречно британской речи.
Я: Мы только приехали.
Я: Подожди немного.
Лара: Это не ответ.
Я поворачиваю телефон, изображаю дурашливую улыбку и делаю селфи – с поднятым большим пальцем, посреди людной улицы. Джейкоб тоже в кадре, но на фото его, конечно, не видно.
Я: Мы с Джейкобом шлем тебе привет.
– Ты шлешь привет, – хмыкает он, заглядывая через мое плечо. – Мне ей сказать нечего.
Лара как будто слышит его и моментально отвечает.
Лара: Скажи призраку, пусть отодвинется.
– Ну, вот мы и пришли, – мама кивает на гостиницу прямо перед нами. Убрав телефон, я поднимаю голову.
Вход выглядит нарядно – матовое стекло, ковер перед дверью, сверху козырек с названием: «ОТЕЛЬ “ВАЛЁР”». Швейцар в ливрее открывает дверь и придерживает ее, пока мы входим.
Есть места, которые прямо кричат о своих призраках, но этот отель к ним не относится. Мы проходим через большой сверкающий вестибюль – сплошной мрамор и позолота. Кругом колонны, букеты в вазах, серебристая тележка для напитков уставлена фарфоровыми чашками. Здесь как в шикарном универмаге. И посреди этого великолепия наша компания – двое взрослых, девочка, кошка и призрак – выглядит совершенно неуместно.
– Bienvenue, – говорит женщина на стойке регистрации, переводя взгляд с нас на наш багаж и черного кота в переноске.
– Здрасьте! – бодро здоровается мама, и женщина продолжает по-английски.
– Добро пожаловать в отель «Валёр». Вы останавливались у нас раньше?
– Нет, – отвечает папа. – Мы вообще в первый раз в Париже.
– Вот как? – женщина выгибает темную бровь. – Какова цель вашего визита?
– Мы приехали по работе, – говорит папа, а мама в то же самое время говорит: – Мы снимаем телевизионное шоу.
Настроение женщины меняется, она недовольно поджимает губы.
– Ах да, – бросает она, – вы, должно быть… искатели привидений.
От того, как она это произносит, у меня начинает гореть лицо и в животе что-то ёкает.
Джейкоб рядом со мной с хрустом разминает пальцы.
– Я смотрю, мы встретились со скептиком.
Месяц назад он не мог даже надышать на стекло облачко пара. А сейчас озирается в поисках того, что можно разбить. Его внимание привлекает тележка с напитками. Я сверлю его предостерегающим взглядом и одними губами произношу: нет!
В голове эхом раздается голос Лары:
«Призракам не место в промежутке – и уж подавно нечего им делать по эту сторону. Чем дольше он здесь, тем сильнее становится».
– Мы исследуем паранормальные явления, – поправляет мама служащую.
Та морщит нос.
– Сомневаюсь, что вы найдете здесь что-то подобное, – говорит она, стуча по клавиатуре пальцами с идеальным маникюром. – Париж – центр искусства, культуры, истории.
– Ну, я вообще-то историк, так что… – вступает папа.
Но мама кладет ему руку на плечо, как будто хочет сказать: Не кипятись, дело того не стоит.
Женщина за стойкой протягивает наши ключи. И тут Джейкобу удается-таки толкнуть тележку, одна из чашек ползет к краю. Совершив бросок, достойный вратаря, я успеваю поймать ее.
– Плохой призрак! – шепчу я.
– Так неинтересно, – отвечает Джейкоб, и мы следом за родителями поднимаемся по лестнице.
* * *
В Шотландии люди говорили о привидениях так, будто рассказывали о своей чудаковатой тетушке или о непутевом соседском мальчишке. Как о чем-то странном, но бесспорно существующем. Эдинбург просто кишел призраками, снизу доверху, от подземелий до замка на горе. Даже в Лейнс-Энд, маленькой симпатичной гостинице, где мы жили, имелся свой постоянный призрак.
Но здесь, в отеле «Валёр», нет ни темных уголков, ни зловещих звуков.
Вот и дверь в наш номер открывается, даже не скрипнув.
Мы входим в большой номер с двумя спальнями и изящно обставленной гостиной между ними. Все здесь чистое и новое, с иголочки.
– Не могу понять, чем ты недовольна, – удивляется Джейкоб. – Ты что, хотела бы, чтобы и здесь было полно призраков?
– Нет, – я мотаю головой. – Просто… странно, что их нет.
Папа, видимо, это слышит, потому что тут же обращается ко мне.
– Ну, что думает Джейкоб о нашем новом жилище?
Я вздыхаю, закатив глаза.
Очень удобно, когда твой лучший друг – привидение. Он может бесплатно ходить с тобой в кино. Не нужно делиться с ним вкусным, а еще ты никогда не чувствуешь себя одинокой. Конечно, поскольку «лучший-друг-привидение» это человек, не обремененный телесностью, пришлось ввести для него кое-какие правила: не пугать меня нарочно; не входить в спальню или туалет, когда двери закрыты; не исчезать в разгар спора.
Но у всего этого есть и недостатки. Всегда чувствуешь себя неудобно, когда кто-то слышит, как ты «разговариваешь сама с собой». Но даже это не так неловко, как то, что папа считает Джейкоба моим воображаемым другом – будто мне, как маленькой, нужен подобный способ психологической адаптации.
– Джейкоб переживает из-за того, что он здесь единственное привидение.
– Нечего приписывать мне свои слова, – возмущается Джейкоб.
Я выпускаю из клетки Мрака, и он тут же забирается на спинку дивана, громко заявляя о том, что очень недоволен. Думаю, он возмущен, что мы столько времени держали его в неволе, но не исключено, что котик просто проголодался.
Мама насыпает ему в мисочку сухой корм, папа распаковывает вещи, а я бросаю свои в той спальне, что поменьше. Вернувшись, я вижу, что мама распахнула окно и, опираясь на ажурную кованую решетку (в Париже такие почти на каждом окне), полной грудью вдыхает парижский воздух.
– Какой чудесный вечер, – говорит она, повернувшись ко мне. Солнце уже зашло, и небо в розовых, лиловых и оранжевых разводах. Париж раскинулся перед нами. Внизу на улице Риволи все еще много людей, и я вижу за деревьями огромное зеленое пятно.
– Там, – объясняет мама, – Тюильри. Это сад, по-французски – jardin.
За садом – большая река, которая, рассказывает мама, называется Сена, а за ней – дома из светлого камня, большие, величественные и очень красивые. Но чем больше я смотрю на Париж, тем больше недоумеваю.
– Мам, – говорю я. – А зачем мы сюда приехали? Мне кажется, в этом городе привидений нет.
