С каждым шагом Вуаль становится плотнее, а шепот призраков громче.
Вероятно, в Париже и правда больше призраков, чем мне показалось.
Мама берет папу под руку.
– Какое великолепное место, – задумчиво говорит она, положив голову ему на плечо.
– У Тюильри богатая история, – начинает папа профессорским тоном. – Этот сад был разбит в шестнадцатом веке рядом с королевским дворцом и служил для прогулок…
В дальнем конце сада, за огромной розовой клумбой, которой позавидовала бы сама Червонная Королева, перед нами возникает самый большой дом, какой я только видела в жизни. В ширину он занимает столько же, сколько весь этот jardin, и похож на гигантскую подкову, которая с двух сторон обхватывает парк гигантскими каменными объятиями.
– Что это? – пораженно спрашиваю я.
– Видимо, это дворец, – объясняет папа. – Точнее, его поздняя копия. Оригинал сожжен бунтовщиками в 1871 году.
Когда мы подходим ближе, я замечаю во внутреннем дворе дворца что-то необычное – светящуюся стеклянную пирамиду. Папа объясняет, что теперь во дворце находится музей, который называется Лувр.
Я в недоумении смотрю на пирамиду.
– Эта штука слишком мала, музей в ней не поместится.
Папа хохочет.
– Музей под ней, – объясняет он. – И вокруг нее. Пирамида – это только вход.
– Напоминание, – поучительно говорит мама, – о том, что вещи могут быть куда больше, чем кажутся на первый взгляд…
Ее прерывает чей-то крик.
Это так неожиданно, что мы с Джейкобом подскакиваем. Крик доносится издалека, на миг мне кажется, что из-за Вуали. Но я тут же соображаю, что это вопят от радости. Пройдя по другой аллее, мы оказываемся на ярмарке. Здесь и колесо обозрения, и небольшие американские горки, и павильоны с аттракционами, и киоски с едой.
При виде всего этого у меня радостно подпрыгивает сердце, и я начинаю пробираться к пестрым аттракционам, но тут порыв ветра приносит запах сладкой сдобы. Я сворачиваю в ту сторону. Ищу, откуда летит этот неземной аромат, и вижу киоск с надписью «CRÊPES».
– Что за кри-ипс? – пытаюсь я прочитать слово.
Папа фыркает.
– Произносится «креп», – объясняет он. – Это тонкие блинчики с начинкой: внутри масло и сахар или шоколад, или фрукты.
– Интересно, – говорю я.
– Просто фантастика, – подхватывает Джейкоб.
Мама достает несколько белых и желтых монеток.
– Глупо быть во Франции и не попробовать, – замечает она, и мы встаем в конец очереди. Когда мы подходим ближе к прилавку, я вижу, как человек тонким слоем размазывает жидкое тесто по широкой сковороде.
Он спрашивает что-то по-французски, глядя на меня, и ждет ответа.
– Chocolat, – отвечает папа. Чтобы это понять, не обязательно знать французский.
Человек стряхивает нежный блинчик со сковороды, поливает жидким шоколадом из половника, сворачивает эту красоту пополам, потом в четыре раза и укладывает в бумажный фунтик.
Папа расплачивается, и мама берет блинчик. Мы идем к белым столикам, которые стоят вдоль аллеи, залитой праздничными огнями, и садимся.
– Ну вот, – мама торжественно вручает мне блинчик. – Знакомься.
Я откусываю кусочек. Рот наполняется горячим сладким тестом и вкуснейшим шоколадным соусом. Так просто – и удивительно вкусно! Мы сидим, передавая блинчик друг другу – папа откусывает огромные куски, мама вытирает с носа шоколадную кляксу, а Джейкоб, широко открыв синие глаза, смотрит на колесо обозрения – и я чуть не забываю, зачем мы здесь. Фотографирую родителей на фоне ярмарки и представляю, что мы просто приехали сюда на каникулы.
Но тут же слышу за спиной постукивание, ощущаю, как давит на плечи Вуаль, и мое внимание привлекает самая темная, неосвещенная часть парка. Она тянет меня, зовет. Раньше я думала, что на ту сторону Вуали меня тянет обычное любопытство, но это не так. Теперь я знаю – это кое-что другое.
Предназначение.
Джейкоб переводит взгляд на меня.
– Нет, – говорит он, хотя я уже на ногах.
– Все в порядке? – спрашивает мама.
– Ага, – отвечаю я. – Мне в туалет нужно.
– Нет, не нужно, – шипит Джейкоб.
– Я видела, он сразу за киосками с едой, – показывает мама.
– Кэссиди, – умоляюще скулит Джейкоб.
– Я скоро, – говорю я родителям.
Папа кричит мне в спину, чтобы я не заблудилась.
– Не заблужусь! – кричу я в ответ.
Папа провожает меня строгим взглядом. Я все еще не до конца завоевала их с мамой доверие после той истории, – когда я никак не могла выбраться из-за Вуали и ради того, чтобы вернуть себе жизнь, вынуждена была сражаться с призраком, спрятавшись в открытой могиле. По версии родителей, я тогда убежала без разрешения, и через несколько часов меня нашли на кладбище, где я учинила разгром.
Что в лоб, что по лбу.
Я торопливо пробегаю мимо киосков и сворачиваю с основной аллеи направо.
– Куда мы идем? – опасливо спрашивает Джейкоб.
– Хочу проверить, не бродит ли здесь Жан Живодер.
– Шутишь?
Но я не шучу. Сую руку в задний карман, проверяю, на месте ли мой медальон-зеркальце. Это прощальный подарок от единственной знакомой мне «промежуточницы».
Лара долго ругалась бы, узнав, что я таскаю зеркало в кармане, а не ношу на шее. Она говорит, что люди вроде нас не только охотники, мы – как магниты для духов и привидений. Зеркала действуют на всех призраков, и на Джейкоба тоже, поэтому я и не ношу медальон на шее. Хотя Лара, наверное, считает, что поэтому мне следует его носить.
Следует признать, Джейкоба она недолюбливает. Не одобряет.
– Лара вообще ничего не одобряет, – язвительно замечает Джейкоб.
Они не ладят. Или, скажем так, расходятся во мнениях.
– По ее мнению, – рычит он, – мне здесь не место.
– Ну, на самом деле и правда не место, разве нет? – шепчу я, наматывая на руку цепочку медальона. – А теперь пойдем искать Жана.
Джейкоб мрачнеет, даже воздух вокруг него идет рябью от его неудовольствия.
– Такой был хороший вечер…
– Брось, – я сжимаю зеркальце в кулаке. – Неужели тебе не интересно?
– Вообще-то, нет, – Джейкоб упрямо складывает руки на груди. – Совсем не интересно. Я бы с радостью никогда этого не…
Но я больше не слушаю.
Я протягиваю к Вуали руку, отвожу ее в сторону и делаю шаг вперед.
Мир вокруг меня…
