Лара: Как дела?
Лара: Кэссиди?!
Лара: Если ты умерла, я начну охотиться за твоим духом.
Лара: Эй!!!
Лара: Лучше скажи, что все в порядке.
Я отвечаю ей, уверяю, что все в полном порядке, что Тома Лоран упокоен по всем правилам (особо упоминаю, что нипочем бы не справилась без помощи Джейкоба) и что подробно расскажу обо всем завтра. Сегодня у меня глаза слипаются от усталости.
Падаю на подушку и, закрыв глаза, мгновенно погружаюсь в сон.
* * *
Просыпаюсь я среди ночи, словно меня кто-то толкнул.
На этот раз никаких кошмаров, просто ощущение, что я не одна. Перевернувшись на другой бок, вижу Джейкоба, который так и сидит у открытого окна, откинув голову назад. Он смотрит в даль, будто видит что-то за городскими домами, что-то такое, чего не вижу я. Может быть, я еще сплю, и все это сон, потому что Джейкоб не поворачивается, как будто не слышит, что я мысленно произнесла его имя. Я закрываю глаза, а когда открываю снова, то за окном уже утро.
В окно падают солнечные лучи. Мы собираем вещи, выносим из номера багаж и переноску с Мраком и ставим все это у стойки регистрации, к большому неудовольствию служащей отеля.
Это наше последнее утро, и мне осталось только одно, последнее дело.
– А ты не можешь просто ей позвонить? – спрашивает папа, когда я ему все объясняю.
Я мотаю головой.
– У меня остались фотографии, – говорю я. – И вообще, я хочу попрощаться.
Мама гладит меня по плечу.
– Все в порядке, – говорит она. – У нас есть время.
Погода стоит прекрасная, город сверкает на солнце, светлые каменные дома, металлические крыши на фоне ярко-голубого неба. Париж, кажется, возвращается к нормальной жизни. Метро и светофоры работают без сбоев, нигде не слышно сирен «скорой помощи».
Словно Тома и не было.
Но он, конечно же, был.
Город будто перешагнул через него и двинулся дальше, но я не скоро забуду все, что случилось.
Возле дома Лоранов я прошу родителей подождать на улице, а сама через две ступеньки бегу к квартире 3А. Дверь открывает мадам Лоран и, увидев меня, подозрительно щурится.
– Опять ты? – она уже хочет захлопнуть дверь, но рядом с ней появляется Адель.
– Maman! Это моя подруга.
Они о чем-то быстро говорят по-французски, и Сильвен со вздохом удаляется, оставив нас с Адель (и Джейкобом) у дверей одних. Адель в тех же золотых кроссовках, джинсах и красно-желтой футболке.
Ну конечно, она тоже за Гриффиндор.
– Заходи, – говорит она весело, – пойдем ко мне.
Адель проводит меня по короткому коридору в маленькую уютную комнату.
– Получилось? – сразу же спрашивает она, закрыв дверь. – Как это было?
Я смотрю на Джейкоба, но он – редкий случай! – стоит отвернувшись.
– Было непросто, – признаюсь я. – Но в конце концов мы своего добились. Тома вспомнил, кто он, и я смогла его отослать.
Адель глубокомысленно кивает.
– Как ты думаешь, куда он попадет?
– Это трудный вопрос, – честно признаюсь я. – Не буду врать, этого я не знаю. Но важно, что он больше не в ловушке. Он нашелся. И он свободен.
Адель улыбается.
– Хорошо, – говорит она. – Спасибо, Кэссиди.
– Без твоей помощи я бы не справилась, – говорю я. И смотрю на Джейкоба. И без твоей.
Джейкоб кисло улыбается, но ничего не отвечает. Как-то странно он себя ведет в последнее время.
Адель достает из банки на комоде леденец и протягивает мне. Я разворачиваю шуршащую бумажку, под ней ярко-желтая конфета. Лимон.
– Я терпеть не мог лимонные, – говорит Джейкоб, но я понимаю: ему просто обидно, что он не может есть сладкое.
– Мне больше достанется, – машинально отвечаю я.
Глаза Адель становятся вдвое больше обычного.
– Ты разговариваешь с Джейкобом? – она крутит головой. – Он сейчас здесь, с нами?
Джейкоб стучит костяшками пальцев по оконному стеклу. Оно чуть слышно дребезжит.
Адель подпрыгивает на месте, поворачивается к окну, и я – сама не пойму, радует меня это или тревожит? – смотрю, как Джейкоб, затуманив стекло дыханием, рисует рожицу. Смайлик.
Адель в восторге.
– Ого, круто!
– В общем, – говорю я, вынимая фотографии из футляра камеры, – я хотела вернуть тебе это. Извини, они немного испачкались.
Мягко говоря.
На одной отпечатался пыльный след. Вторая порвана почти пополам.
Адель прижимает снимки к груди.
– Спасибо, – говорит она и достает из кармана пакетик шалфея и соли. – Я должна вернуть это тебе.
– Оставь себе, – говорю я.
– Да уж, – чихая, добавляет Джейкоб.
Адель с довольной улыбкой прячет пакетик.
– Ну, прощай, – говорю я.
– Нет, – поправляет Адель. – À bientôt.
– Что это значит?
– До скорого!
Она улыбается, а мне, как ни странно, кажется, что она права.
* * *
Маму и папу я нахожу в кафе на открытой веранде. Они пьют кофе с круассанами.
Джейкоб шагает рядом со мной. Сегодня он с утра какой-то притихший. Да нет, не с утра. Он молчит со вчерашнего вечера в катакомбах. Точно, после катакомб… Я знаю, что он слышит мои мысли, но ничего не объясняет, и я заставляю себя не приставать к нему с расспросами. Он сам все расскажет, когда захочет. Во всяком случае, я на это надеюсь.
Я сажусь в кресло напротив родителей и тянусь за последним кусочком круассана с маминой тарелки. Но мама ловко перехватывает его и, хитро улыбаясь, кладет себе в рот. И только после этого протягивает мне бумажный пакет, в котором лежит целый pain au chocolat!
Я благодарно улыбаюсь.
– Merci.
Папа смотрит на экран телефона.
– Нам нужно заглянуть еще в одно место.
Я удивляюсь:
– Но ведь телевизионщики с нами попрощались! Я думала, мы закончили…
– Нет, это не для съемок, – объясняет мама. – На сегодня больше никаких «Оккультурологов». Можем ведь мы побыть нормальной семьей?
На это Джейкоб наконец едва заметно улыбается и шепчет:
– Только паранормальной.
Глава двадцать восьмая
– Нельзя считать, что побывал в Париже, если не видел Лувра, – говорит мама, когда мы входим во внутренний двор дворца. – Это просто недопустимо.
