– Идем! – Джейкоб берет меня за руку и тащит сквозь Вуаль. Когда занавес касается моей кожи, я вздрагиваю. На мгновение холод заполняет легкие, я снова погружаюсь в ледяную воду, а потом мы оказываемся на твердой почве. В парке шумно и светло, кругом праздничные огни, множество туристов, а воздух теплый, хотя уже вечер. Джейкоб опять стал призрачным и полупрозрачным, а я снова плотная. Яркая лента моей жизни надежно укрыта за мышцами и костями.
– Спасибо, – благодарю я, все еще дрожа.
– Мы команда, – и Джейкоб протягивает руку. – Дай призрачные пять.
Я делаю вид, что хлопаю его по руке своей пятерней, а он изображает звук шлепка. Но на этот раз, честное слово, я чувствую слабое прикосновение, что-то вроде пара, и только потом моя рука проходит насквозь. Я заглядываю Джейкобу в глаза, хочу понять, ощутил ли и он что-то необычное, но мой друг уже отвернулся.
– Ну, наконец-то! – когда я возвращаюсь к столу, мама протягивает мне последний кусочек крепа. – Пришлось спасать его от папы. Он чуть палец мне не откусил.
– Извините, – я развожу руками. – Очередь была длинная.
(Я не люблю врать родителям. Но когда я попыталась рассказать им правду о том, что случилось на шотландском кладбище, они мне не поверили. Так что теперь мое вранье кажется мне чуть-чуть менее ужасным.)
– Да-да, – хихикает Джейкоб. – Успокаивай себя, успокаивай.
Папа встает и отряхивает руки.
– Ну-с, дорогое семейство, – говорит он и обнимает меня за плечи. – Пожалуй, пора возвращаться.
Уже совсем стемнело, Вуаль снова льнет ко мне, зовет, тянет обратно. Ну, уж нет – пока мы идем обратно через сад Тюильри, я стараюсь не сходить с аллеи и держусь поближе к фонарям и к свету.
Глава четвертая
На следующее утро девушка, которая будет нас сопровождать, дожидается нас в salon (так здесь называют гостиную).
Она высокая и тоненькая, в зеленой блузке и светлой юбке кремового цвета. Лицо у нее в форме сердечка, высокие скулы, темные волосы собраны в сложный пучок. Она моложе, чем я ожидала – на вид ей чуть больше двадцати лет.
– Вы, должно быть, мадам Дешан, – говорит мама, протягивая руку.
– Прошу, – говорит девушка голосом, который кажется… шелковистым, – зовите меня Полин.
Из-за французского акцента все, что она говорит, звучит очень музыкально. Забавно – совсем недавно я думала то же самое про шотландский акцент. Но сейчас понимаю, что эти два акцента совсем разные. Как два вида музыки. Как баллада и колыбельная.
Папа что-то говорит по-французски, мама смеется, а мне вдруг становится одиноко, как будто они шутят, но не хотят, чтобы я поняла.
– Вы хорошо говорите по-французски, – замечает Полин, и папа смущается.
– Учил когда-то в колледже, – разводит он руками, – но успел подзабыть.
– Полин, – говорит мама, – это наша дочь, Кэссиди.
Джейкоб ворчит, сунув руки в карманы:
– Меня, конечно, представлять не обязательно…
– Enchantée, – произносит Полин, повернувшись ко мне. Взгляд у нее внимательный, изучающий. – Parlez-vous français?
[1]
Теперь моя очередь краснеть.
– Нет, извините. Я говорю только по-английски.
В последний год в школе я учила итальянский, но он мне очень, очень плохо дается. Я вообще не уверена, что мне когда-нибудь пригодится умение спросить по-итальянски, как пройти в библиотеку. По-французски я знаю только s’il vous plaît («пожалуйста») и merci («спасибо»).
К нам подлетает официант, и Полин, обменявшись с ним несколькими фразами, приглашает нас к столу.
– Мы очень благодарны, что вы согласились быть нашим гидом, – говорит папа.
– Да, – медленно отвечает Полин, – это должно быть… интересно.
Она разглаживает блузку, как будто стряхивает с нее крошки.
– Скажите, – включается в разговор мама, – а вы верите в призраков?
Лицо Полин застывает.
– Нет! – быстро отвечает она. Ее слова звучат резко, как будто захлопнулась дверь, за которой находится то, чего не хотят видеть. – Извините. Это было невежливо. Я объясню: я здесь как представитель французского министерства культуры. Обычно я сопровождаю высокопоставленных лиц и специалистов, которые работают с историческими документами. Так что это для меня не совсем обычный случай. Но я парижанка. Я живу здесь всю жизнь. Я провожу вас, куда вы только захотите. Окажу любую помощь и содействие. Но я не могу сказать, что верю в привидения.
– И прекрасно, – успокаивает ее папа. – Меня интересует именно история. Верить – это по части моей жены.
Полин смотрит на меня.
– А ты, Кэссиди, – обращается она ко мне, – ты веришь?
Джейкоб высоко поднимает брови.
– Да, признайся нам, – поддразнивает он меня. – Что ты думаешь насчет привидений?
Я улыбаюсь и киваю Полин.
– Легко не верить в призраков, пока их не видишь. А когда увидишь, трудно не поверить.
Между идеальными бровями Полин появляется морщинка.
– Вероятно это так.
Официант возвращается с тремя малюсенькими чашечками черного кофе. В жизни таких не видела, они похожи на чашки из кукольного чайного сервиза, которым я играла, когда мне было лет пять.
– А это для мадемуазель, – официант протягивает мне кружку горячего какао, посыпанного тертым шоколадом.
Еще он ставит на стол корзинку с выпечкой. Я узнаю круассан – он в форме полумесяца, а вот спираль и квадратик – это что-то неизвестное. Осторожно беру квадратную булочку, откусываю и обнаруживаю, что внутри шоколадная начинка.
Париж заработал еще одно очко в моих глазах.
– Pain au chocolat
[2], – объясняет мама.
Какао такое густое и сладкое, а булочка такая шоколадная, что кружится голова. Дома мне даже засахаренные хлопья на завтрак не разрешают есть.
Джейкоб вздыхает.
– Я скучаю по сахару.
Что ж, мне больше достанется. Откусываю еще раз, крошки сыплются на стол.
Полин поворачивается ко входу в столовую, и ее взгляд теплеет.
– А вот и съемочная группа. Антон! – окликает она кого-то, вскакивая на ноги. – Аннет!
Антон и Аннет – брат и сестра. У них одинаковые каштановые волосы, острые подбородки и серо-голубые глаза. Но в остальном они словно тень одного человека в разное время дня: Антон длинный и тощий, Аннет низкая и плотная.
