Лир много времени проводил с ней, горюя о том, что может потерять ещё одну жену. Но Эйфе казалось, что муж ухаживает за ней из жалости, а не из любви, и это только сильнее злило её.
Целый год провела жена Лира в тёмной комнате, вынашивая ужасные планы, как демон во мраке. В конце концов она поняла, как действовать.
– Это, – решила завистница, – вернёт мне любовь Лира. Пусть вся его любовь достанется мне.
Эйфа дождалась, когда Лир отплывёт на охотничьем корабле, и выбралась из постели. Она приказала кучерам закладывать карету, созвала пасынков и падчериц и объявила им, что они поедут в Киллало, где жил их дедушка.
Дети побежали в карету, но старшая из них, Фионнуала, замешкалась. Ночью ей приснилось, что мачеха наложила на них страшное проклятье. Но деваться было некуда: мачеха затолкала её в карету, и кони помчали их по просёлочной дороге.
На ночёвку остановились у озера Дерравараг.
– Вот оно, – подумала Эйфа. – Вот то самое место. Я убью детей, и Лир станет моим, только моим.
Но дети спали, тесно прижавшись к её ногам, и ночью Эйфа не смогла привести свой замысел в исполнение. Поэтому она дождалась утра и предложила искупаться в озере. Выпрыгнув из одежд, дети бросились в воду. Когда они пробегали мимо мачехи, та дотрагивалась до каждого волшебной палочкой, напевая при этом песню, тихо-тихо:
Триста лет на этом озере,
триста лет в море Мойла,
триста лет в Западном океане,
где, кроме неба, нет границ,
пока женщина с юга
не выйдет за мужчину с севера —
холодные колокольчики звенят на ветру.
Касаясь воды, дети превращались в белых лебедей. Эйфа произнесла заклятье – и сразу пожалела о том, что совершила. Но было поздно, она знала, что чары нельзя разрушить. Затем мачеха произнесла второе заклятье, которое вернуло лебедям человеческий разум, и человеческую речь, и тончайшие голоса для того, чтобы петь. После этого она немедля села в карету и отправилась в Киллало, где жил дедушка детей.
– Не вздумай никому рассказывать о том, что видел! – угрожающе прошипела она кучеру, и они поехали прочь.
Когда карета подъехала к дому деда, тот вышел встретить гостей.
– Где дети? – спросил он, увидев, что Эйфа приехала одна.
Эйфа начала было говорить, что оставила детей дома, но кучер слишком любил их, чтобы молчать.
– Она превратила их в лебедей, – прошептал он.
Дед обернулся к Эйфе. Лицо его пылало гневом. Достав свою волшебную палочку, он превратил Эйфу в дух воздуха, невидимый и бесплотный.
Когда Лир узнал о случившемся, он едва не обезумел от горя и проплакал три дня подряд.
Туата де Дананн собрались у берегов озера Дерравага, ночью слушали они пение тонких голосов и разговаривали с детьми Лира.
– Идём домой, – умолял их отец. – Идём, Фионнуала, идём, Аод, идём, Конн, идём, Фиакра.
Он гладил их белые перья, приговаривая:
– Я не могу вернуть вам былой облик, но давайте вернёмся домой, белые дети моего сердца.
Конн посмотрел на него большими чёрными глазами и помотал головой.
– У нас голоса твоих детей, – сказал он, – но сердца диких лебедей. Сумерки манят нас. Мы хотим проводить ночи на воде, ощущая, как волны бегут под нами.
Печально закрыв глаза, Лир благословил детей.
– Пусть ваши крылья доставляют вам радость от полёта, а ваши сердца радуются воде. Прощай, Фионнуала, белый цветок, прощай, Аод, красный огонь моего сердца, прощай, Конн, моя радость, прощай, Фиакра, моё сокровище.
Дети Лира поднялись в воздух. Почувствовав, как ветер гладит их перья, они вытянули шеи навстречу свободе, которую давало им небо.
Лебеди жили на озере, и отец часто приезжал к ним. Местные жители приходили послушать их пение, и дети, несмотря на свой новый облик, казалось, были счастливы.
Прошло три сотни лет, и они перелетели к морю Мойла, покорные наложенному на них заклятью.
Но море Мойла было холодным, и дети Лира голодали. К тому же часто налетали шторма. Когда впервые тучи опустились низко и должна была разразиться буря, Фионнуала сказала:
– Давайте выберем место встречи на случай, если волны разлучат нас.
Они выбрали Тюленью скалу. Ночью шторм разразился над морем. Детей Лира вертело в воздухе и бросало в высокие волны, и, хотя они звали друг друга, голоса их терялись в шуме ветра и грохоте волн.
Наутро со сломанными перьями и повреждёнными крыльями Фионнуала прилетела на Тюленью скалу. Она была одна. Решив, что её братья и сестра утонули в жестоких волнах, она принялась оплакивать их:
– Вернись ко мне, Конн, вернись, Аод, вернись, Фиакра!
И вот на водной глади показался Конн. Крылья его были поломаны. Фионнуала обняла его, и они согрели друг друга.
– Если бы только вернулись Аод и Фиакра, – сказала она. – Тогда не осталось бы горечи в моём сердце.
И вот на волнах появились Аод и Фиакра. Встретившись, они остались на скале до заката. К вечеру их крылья окрепли, и перья засияли вновь.
Три сотни лет прожили они на диком и негостеприимном море Мойла – и покинули его, отправившись к Западному океану, ведомые древним заклятьем. Бури здесь были сильнее и свирепей, чем на море Мойла, но три сотни лет они прожили и там.
– Мы можем вернуться домой! – обрадовались дети Лира.
Они вернулись в Ирландию и, пролетая под родным небом, вглядывались в места, которые любили, – но не находили ничего: всё, что знали они, исчезло, как утренний туман. На месте их дома стояли осыпающиеся развалины, и не было там ни света, ни тепла.
Лебеди провели ночь в высокой траве, тихие и грустные. А когда наступило утро, они увидели незнакомцев, которые жили на земле, где Туата де Дананн танцевали под музыку и охотились на серебряного оленя.
– Даже в горах теперь нет жизни, – сказал Конн, когда лебеди отдыхали на склоне в молчании и печали.
– Но подождите! – воскликнула Фионнуала. – Горы могут быть мрачными, но они не погибли. Прислушайтесь! Я слышу биение их могучих сердец. Давайте расскажем им нашу историю, они пожалеют нас, и мы не будем так одиноки.
Дети Лира пели горам песни своими нежными голосами, пока не пришла ночь. А закончив, они с горечью произнесли:
