– Да ты, оказывается, богачка. Обожаю варенье из черноплодки.
Они пили чай сначала в молчании, наслаждаясь возможностью ничего не изображать, ничего не придумывать. Просто пьют чай просто два человека, которых судьба вдруг повернула лицом друг к другу.
Ася заговорила первой:
– Я все больше думаю о Тамаре. Они с Кирой – такие разные. Когда жива была Тамара, мне казалось, что Кира – это Бог. Потом Тамара умерла. Я ведь была еще практически ребенком. – Мария наконец вспомнила, что Тамарой звали мать Аси. – Помню каждый день, похороны, чужих людей. Все что-то кричали, рвали меня в разные стороны, советовали. Каждый считал своим долгом отвести меня в сторону и, наклонившись, шептать в самое ухо, противно брызгая слюной, что мне никуда не нужно ехать. А я не могла оставаться в Кирове. Тамара снилась мне каждую ночь. А когда я просыпалась – она стояла около кровати и смотрела на меня. Это видение было настолько реальным, что я думала, что сошла с ума. Да, приехав к Кире, я успокоилась. Ужасные видения меня отпустили, новая школа, новый город. А потом меня потянуло обратно, я стала скучать по своей прошлой жизни. Я вдруг поняла, что ошибалась и именно Тамара мне мама. Я ее всем нутром почувствовала, всю ее боль, весь ужас ее болезни. А Кира принесла себя в жертву, она мною тяготится…
Мария не выдержала:
– С чего ты вдруг так решила? Кира тебе об этом сказала или ты как-то почувствовала ее отношение?
– Конечно. Ну и Глеб так говорил.
– Глеб?
– Да… – Ася откинулась на спинку стула и замерла. Казалось, что она смотрела теперь не на Марию, а вглубь себя. – Он умер не так давно. Все очень сложно, Мария Геннадьевна. Я была совсем одна, Кира меня не слышала, я пыталась ей рассказать, что Тамара вернулась, а она начинала злиться, кричать, бить тарелки об стены. А Глеб показал мне совсем другую жизнь. Страшно, жутко, но интересно. Сначала все было в кайф. Ритуалы, кладбища, ощущение, что ты избранный. После того как Лешка попал в психушку, мы все испугались. В какой-то момент я поняла, что меня затягивает, и еще, что хочу жить. Попробовала соскочить, но Глеб не отпустил. Объяснил и мне, и другим, что ничего не получится, что мы повязаны друг с другом.
– А Кира? Как Кира относилась к твоей компании?
– Да Кире все равно! – воскликнула Ася, выходя из состояния заторможенности, в котором пребывала с начала разговора.
– Это неправда! Как ты можешь, Ася?
– Мария Геннадьевна, могу. То, что пережила я, вам в страшном сне не приснится. Так что могу. И знаю. Можете говорить, что я эгоистка, жестокая. Только мне очень плохо. – Вдруг девушка посмотрела на Марию несчастными затравленными глазами и раздельно произнесла: – Мне очень плохо. И я не уверена, справлюсь я или нет.
– А врачи? Они могут помочь?
– Помочь себе могу только я сама. Если хватит сил.
Страшный разговор. Совершенно новый мир для Марии. Перед ней сидела молодая симпатичная девушка, которая была почти что приговорена. Есть небольшой лучик света в конце туннеля, который может ее вывести, если Ася сейчас сорвет темную повязку с глаз и сама захочет найти этот выход. Она уже хотя бы поняла, что повязка на глазах есть, и это важно. Но сколько всего еще впереди! И с повязкой на глазах спокойнее, привычнее: просто продолжать оставаться в царстве мрака.
Они еще долго разговаривали. Мария подробно рассказывала про Надю, про Соловьевых, обещала, что будет заходить к Асе. Боже, боже! Как непредсказуема жизнь. Как она может посмеяться над нашими благими намерениями. Не библиотека тут нужна, а стройка с хорошей физической нагрузкой и железной дисциплиной. Чтобы ни секунды свободной для черных мыслей о возврате в сатанинское прошлое.
В эту минуту Юра казался Марии ангелом.
Осенью Надя пришла работать в ту самую музыкальную школу, которую окончила сама. Ей важно было побыстрее начать работать, убедиться самой и убедить других, что она поступила правильно, поэтому в Ярославский институт культуры она поступила на заочное отделение. Надя радовалась, словно вернулась в родной дом. Да еще и в другом качестве. Все ее бывшие педагоги враз стали коллегами. Естественно, первой, к кому она постучалась в класс, была Кира.
Надя быстро взлетела на второй этаж, привычно касаясь рукой блестящих коричневых перил, и на какое-то мгновение замерла перед дверью знакомого класса. Прислушалась, пытаясь понять, есть ли в классе ученик. Привычка, которая выработалась с детства. Либо фортепьянная игра, либо суровый голос учительницы служили сигналом: ее время еще не пришло. Конечно, можно сразу постучаться и войти. Сесть на продавленный грязно-розовый стул в углу и послушать, как играет одноклассник. Но Надя не любила вторгаться в процесс. В первую очередь знала, что это неприятно ученику. Их учительница в выражениях не стеснялась, была резкой, никого не щадила.
– И что? Так и будем сидеть? А голову включить?! Мозги тебе зачем даны?!
На Надю Кира никогда не кричала. Было дело поначалу. Надя тогда замкнулась, просто убрала руки с клавиш и опустила глаза вниз, рассматривая носки сбившихся черных туфелек. Она не плакала, не перечила, просто молчала. И Кира поняла: эта девочка другая, на нее нельзя кричать – ей нужно объяснять, причем терпеливо и лучше тихим спокойным голосом. И тогда она пойдет за тобой на край света. Такой ребенок. Совершенно по-особенному влюбленный в музыку. Огромная редкость, которую нужно лелеять и постараться не спугнуть. Привычки тихо и спокойно говорить у Киры никогда не было, на занятия с Надей ей нужно было настраиваться специально. В какой-то момент Кира поняла: Надя ее дисциплинирует, учительница даже с другими детьми стала вести себя по-другому, более сдержанно. Директор был Кире не указ, а маленькую Надю она тогда, много лет назад, вдруг услышала.
Кира встала со стула и тепло обняла девушку.
– Ну, садись. Взрослая …
Кира любовалась Надей, радовалась ей, но все свои претензии высказала. Кира Владимировна оставалась собой, разговор с бывшей учительницей состоялся непростой:
– Я не буду говорить с тобой о зря потраченном времени. Ничего зря не потрачено, и учителя музыки тоже нужны, главное, чтобы ты потом не пожалела о несбывшихся мечтах.
Они совсем перестали общаться в последнее время. Сначала, сразу после окончания музыкальной школы, Надя частенько забегала в родной класс, в основном поплакаться, как ей тяжело. После того как в училище все устроилось, визиты стали более редкими, а затем и вовсе прекратились. Кира воспринимала этот факт с пониманием – так всегда бывает, человек должен идти вперед. Она сделала главное: заложила мощный фундамент, стройка будет идти и без нее.
О том, что Надя приходит работать в школу, она узнала от директора. Естественно, была ошарашена, да и огорчена, что там говорить. На свадьбе Нади Мария мельком рассказала, что, видимо, Москва отменяется, но женщина говорила об этом неуверенно. Мол, все может быть. Приглашая на свадьбу, Мария в основном рассказывала про Соловьевых, а дальше разговор перешел на ее Асю. А как же музыка? Почему Мария не поделилась главной новостью?! После разговора с директором Кира немедленно набрала телефон бывшей ученицы.
