– Отец, ты слышал?! – Люба практически перешла на крик. – Я была против этого брака с самого начала. Зачем Юрке эта обуза?! Еще на деньги его, значит, зарятся. Нет уж, не дождетесь. Ишь вы, я не для того его учила, ночи не спала, все свое здоровье подорвала, – Люба вдруг некрасиво разрыдалась, подергиваясь всем телом и повернувшись в сторону сына.
– Ну, мам, ну, что ты, ну, ладно тебе, – Юра успокаивал мать. Надя перестала плакать, сидела абсолютно прямо, глядя в одну точку.
– Я могу с Гулей после школы сидеть, – прямо перед взрослыми стояла Катя. Про детей все забыли. Все это время Катя играла с Гулей в спальне Марии, она ее увела практически сразу, услышав напряженный разговор взрослых. Девочки тихо играли в куклы, Катя строила домик из диванных подушек, мишка был основным жителем, а к нему в гости приходили то белочка, то козленок. Катя сама еще была ребенком и с удовольствием играла разные роли. Она была, естественно, Мишка, то есть хозяин. «С белочкой я дружу и пущу ее, а козленка – нет, зачем нам козленок? Давай бери белочку, стучись ко мне в дверь!» Гуля улыбалась, согласно кивала, шла за руку с Катюшей из одного угла спальни в другой. Для Кати разговор взрослых тоже стал страшной и несправедливой по отношению к Гуле новостью.
– Это все неправда, она хорошая, она все-все понимает. Вот увидите, никакая она не больная. Мам, ты не кричи и не плачь. Пусть Юрка на работе не убивается, не нужно, и так все в порядке. А я буду каждый день приходить, мне несложно. Правда-правда.
Вечером того дня они страшно переругались с Юрой.
– Как могла твоя мама так сказать? Это бесчеловечно!
– Я не понимаю, о чем ты! – Юра гладил белый медицинский халат, готовился к рабочему дню. Надя здесь же, на кухне, варила обед.
– Что значит «о чем»? Твоим родителям наш брак, как кость в горле! Они меня не любят, я это теперь точно знаю. Но дело теперь не в этом. При чем тут деньги? Почему они все перевели на деньги? Мама же про Гулю говорила!
– Это первая реакция, нельзя за это обвинять людей.
– Это их внучка, это живой человечек, сейчас мы решаем ее судьбу.
– И кто сказал, что мои родители желают нашей дочери плохой судьбы? – Надя была уже благодарна и за то, что Юра подчеркнул – «нашей дочери». Это ужасно, какой она стала в последнее время раздражительной. Ее коробило каждое чужое слово, каждый взгляд. Юра как будто понял, о чем она думает, и подхватил мысль:
– Ты все воспринимаешь буквально. Любое слово тебе кажется обидным. Ну что сказали мои родители? То, что на Гулю теперь потребуются дополнительные деньги? Это что – неправда? Это правда. Потребуются. И им действительно обидно за меня. Им хотелось, чтобы у меня появился наконец достаток, а больной ребенок – это уже никакой не достаток. Это сложная судьба.
Надю каждое слово било наотмашь. Она ждала, что Юра вступится за Гулю, что скажет при своих родителях, как он ее любит, что сделает все для того, чтобы поднять дочь. Нет, он смолчал в доме Марии и сейчас, опять же, защищал свою мать. Это ее-де нужно пожалеть: у нее разрушились все мечты. А кто будет жалеть их Гулю? И ее, Надю? У нее перевернулся привычный мир. Она теперь не могла спокойно ни есть, ни спать. Надя ценила те моменты, когда вдруг все забывалось, и она жила как раньше. Просто могла ходить по улицам, смотреть на прохожих, наслаждаться хорошей погодой. Но это были лишь мгновения, а потом опять в голову приходили мысли: а вот ее дочь воспринимает этот мир по-другому. Она не сможет общаться так, как другие. Она никогда не услышит пения птиц. А как она будет жить, если с Надей что-нибудь случится?! Научится ли Гуля говорить так, чтобы ее понимали? Надя была вся как натянутая струна. Ее раздражало то, что Юра продолжал жить так, как раньше. У него была его работа, его занятия с пациентами. Порой создавалось такое впечатление, что проблемы его пациентки – девочки Жени – были для мужа важнее, чем проблемы их дочери. Непостижимо.
Да, и у мамы тоже была ее работа. А у Нади – только Гуля. Ей не на что было переключиться. Да и как? Где взять силы на что-то еще?! Иногда Наде казалось, что ее оставили один на один с ее бедой. Она старалась эти мысли из головы выкидывать, но они возвращались. И тем важнее были для нее успехи Гули.
Может, для кого-то это были махонькие шажочки, но для Нади Гулины достижения стали единственной радостью. Все нормально, они справятся. Она привыкла много трудиться, с детства проводя часы за роялем, повторяя и повторяя пассажи. Надя теперь точно так же терпеливо занималась с дочерью. Сначала учила словам, потом связывала их с действием: «идет», «бежит», «спит», «плачет», «ест»… Гуля уже начала самостоятельно что-то произносить. Конечно же, не очень внятно, но Надя тут же шла вперед и учила дочь целым фразам:
– Ну-ка, смотри на меня, видишь, мама сидит, а машина, – Надя ползла с машинкой по полу в сторону Гули, – едет. Да? Ну, давай повторим.
И Гуля старалась. Иногда начинала капризничать, закрывала глазки ручонками. Надя тут же прекращала занятия, она хорошо усвоила закон: только в форме игры. Занятия должны быть регулярными, но при условии, что ребенку интересно.
Занятия с Гулей давали Наде силы, она видела реальные результаты, положительную динамику. А с другой стороны, занимали все ее время. В институте пришлось взять «академ», о том, чтобы выйти на работу, не могло быть и речи. Ее, как могла, поддерживала мама, но иногда и у Марии опускались руки от постоянных эмоциональных всплесков дочери.
– Давай-ка выходи на работу. Жизнь продолжается.
– Мама, о чем ты говоришь?! Ты вообще не понимаешь!
– О том, что так всем будет легче. Разберемся, не волнуйся! Но у тебя появится другая жизнь, другие заботы, нельзя замыкаться только на своих проблемах!
– Но это значит, что я украду время у Гули!
– Кто тебе это сказал? А может, наоборот, станешь для нее интереснее? Надюша, ты очень устала. Комок нервов. Так нельзя, сходи в свою школу, поговори с директрисой. Безусловно, ты не сможешь работать полный день, просись на почасовую работу. Если нет, то в конце концов можно заниматься индивидуально, давать частные уроки. Тебе тоже нужно строить свою жизнь. И институт нужно оканчивать.
Мария после субботних занятий забрала Надю с Гулей к себе домой. Девочка спала после обеда, а мама с дочерью пили чай и разговаривали.
– Я не знаю, мама, мы только вошли в график.
– Войдешь в новый график, ничего страшного, ты у меня организованная. Юра поможет.
Последнюю фразу Мария произнесла как утверждение, но скорее это был вопрос. Надя не была до конца откровенной с матерью. Мария чувствовала: что-то у Нади в семейной жизни не складывается. Сегодня она пыталась аккуратно выведать, что творится в семье дочери. Надя на какое-то время умолкла. В себе она была уверена, а что сказать про Юру? Надя вертела в руках чайную ложку и не знала, делиться с мамой своими сомнениями или нет. Мария уже думала, что не дождется ответа; но она знала свою дочь – нужно выдержать затянувшуюся паузу, подождать. И Надя наконец решилась:
