Детей в специальных школах обязательно учат языку жестов. В том числе для того, чтобы они учились общаться красиво, чтобы не шокировали окружающих неприятными или некрасивыми жестами. Язык жестов тоже может быть интеллигентным, даже красивым. Если есть пластика, если при этом улыбаться, не размахивать излишне руками, не шипеть.
Вполне естественно, что между собой слабослышащие переходят на этот язык. Он проще. Говорить никогда не станет для Гули потребностью. Это на всю жизнь – труд, работа. К этому невозможно будет привыкнуть, сделать естественной привычкой. Но помочь научиться работать – это Надина задача. Только так девочка сможет влиться в нормальную, полноценную жизнь. И еще она поймет те самые нюансы, благодаря которым ее жизнь станет богаче, красивее, насыщеннее.
Слова мамы перечеркнули жизнь, по-другому не скажешь. Как же так? Ее Юра. Слезы сами текли из глаз. Надя вытирала глаза и кивала в ответ дочери, четко проговаривая: «Все хорошо». Гуля в ответ энергично кивала и опять брала в руки ножницы. Самой красивой ведь должна получиться мышка, это всем ясно!
А Надя пыталась докопаться до сути, когда же все началось, почему она не заметила, почему жила в ней уверенность: не подведет! Про эту девочку-пациентку вообще думать не хотелось – это бред, этого не может быть.
Надя рылась в своей памяти, пока не поняла – началось на самом деле все еще раньше. Когда вдруг Юра принес от родителей коробку с фотографиями. Вот он маленький на руках у мамы с папой, вот – вместе с сестрами, и вдруг из коробки выпала фотография статной высокой девушки. Слишком крупная, ширококостная, она выглядела лет на двадцать пять, хотя, судя по школьной форме, девушка была значительно моложе. Тяжелый взгляд, черные длинные волосы, немного мужеподобное лицо (это впечатление, видимо, от темного пушка над губами). Надя почему-то сразу поняла, что это и есть Венера. Юра тут же фотографию поднял и засунул между другими, Надя ничего не спросила, но потом коробку открыла и нашла еще несколько фотографий той самой девушки. Вот она прислонилась к березке, а вот в купальнике сидит на берегу моря. А ведь эти снимки должны были послужить Наде сигналом: ее муж заскучал. Как же она сразу не поняла, он – охотник, путешественник, который постоянно будет искать, влюбляться, давать клятвы, умирать от любви, доказывать всем и себе, что вот эта и есть та самая, единственная…
Но его пациентка… Боже, какой стыд, и, значит, многие знали. То есть он не стеснялся ходить с ней в обнимку по городу?! Так ей же вроде еще даже восемнадцати лет не исполнилось? Боже, что там говорила эта кудрявая карга? В кабинете запирались? Надя металась по комнате, не находила себе места. Что делать? Что же делать? Она не отдаст Юру вот так, за здорово живешь! Это ее муж, она будет за него бороться!
Разговор с Юрой получился безобразный. Надя плакала, молодой мужчина пытался ее в чем-то обвинять, строил из себя жертву. Он не говорил про болезнь Гули. Ни в коем случае. Он во всем обвинял Надю. Она-де ставит себя выше его, дает ему это понять постоянно. Эти Надины заработки его унижают. Да, он получает меньше, если считать Надины вечерние приработки, но он несет людям здоровье. Они разные, Наде никогда не понять его тонкой организации! Да, он знает, у них дочь, и он от Гули не отказывается. Это долг. Надя отметила, что он именно так сказал. Не о том, что любит, что будет скучать. Ни одного подобного слова. Долг. Какой кошмар! И это ее Юра?!
И все равно, Надя унижалась, просила потерпеть, подождать. Уверяла, что любит его безумно, и, если он хочет, она бросит работать, всю жизнь посвятит Юриному продвижению по службе, никогда не сделает ему больше ни единого замечания. Станет примерной женой при великолепном муже. Только он и Гуля. Она даже пыталась соблазнить его ночью, Юра же демонстративно лег спать одетым.
– Ты же говорил, что так меня любишь, что этого хватит на двоих, и даже неважно, как я к тебе отношусь. Твоя любовь, она вечная?!
– Ну, говорил, ошибался, значит. А ты что, маленькая, что ли, зачем верила?
– Я же ради тебя музыку бросила, в Москву не поехала!
– Так вот лучше бы поехала, я не просил тебя оставаться.
Вот оно! То, о чем думала, то, что уже давно подозревала и не верила. Надя с маху задала главный вопрос. Чего уж тут?
– До меня дошли слухи о том, что у тебя есть другая, – Надя еле выдавила из себя эти слова, но ей хотелось определенности. Она не понимала: почему? Неужели же все только из-за ее дурного характера?
– Как ты можешь? В этом ты вся! Ты готова свалить всю вину на меня! А это моя работа! Я лечу людей, я помогаю им встать в строй! У тебя нет никаких доказательств!
Утром осталось мерзкое чувство гадливости, униженности и стыда. Нет, ей не нужен этот человек, а уж Гуле такой отец – и подавно. Надя где-то слышала, что невозможно простить чувство унижения. Все можно, а это – никогда. Даже хорошо, что объяснение между ними получилось таким пошлым и примитивным. Она спокойно встала с постели, разбудила Юру; Гуля еще спала.
– Уходи, я все поняла, ты прав, мы разные люди, нам не по пути.
Юра вскочил, поправил растрепавшуюся шевелюру, немного подумал, театрально глядя в потолок, и, ни слова не говоря, стал собираться. Надя с усмешкой отметила, что не просто на работу. Он достал с антресолей спортивную сумку и набил ее своими вещами.
– Остальное я потом заберу, – Юра очень торопился, ему главное было поскорее уйти. А Надя вдруг успокоилась совершенно. Глядя на это мельтешение, она вдруг согласилась с мамой. А действительно, зачем? И ради чего?
– Знаешь, ты уж давай сейчас все забирай, – Надя принесла из коридора свой чемодан. – Чего ходить-то туда-сюда. – Она даже ему помогала. Юра замялся, глядя на новенький музыкальный центр. Они купили его год назад, так радовались приобретению.
– Забирай, не задумывайся!
– Ты уверена? – Юра картинно прищурил глаза. – Ну, если ты не сомневаешься…
Надя вздохнула с облегчением. После этой выходки уверенности в правильности происходящего прибавилось. Вот теперь она не сомневалась нисколечко! Обидно, тяжело, но не нужен ей в жизни этот плохой театр и дочери ее не нужен. В их жизни должно быть все по-честному.
Юра собирался целый час. Позвонил своему другу, тот приехал на машине, и они вместе носили вещи. Забрал свои книги, пластинки, старые игрушки, которые притащил в свое время из дома Соловьевых для Гули, даже мороженую рыбу из холодильника, которую ему подарил благодарный клиент, не забыл. Надя все это время как статуя стояла у окна, глядя в одну точку. А как только дверь за Юрой захлопнулась, она набрала номер мамы:
– Мам, он ушел, совсем.
– Почему думаешь, что совсем?
– Я ему предложила, он тут же собрал все свои вещи.
Мария глубоко вздохнула:
– Вот и хорошо, Кролик, и переезжайте уже ко мне, вам нужно полностью сменить обстановку.
