Но в глубине души, даже приканчивая вас, он бы знал, что это правда.
И вот к чему это привело. Теперь он червяк на крючке Друзиллы. Несмотря на свой блеф, Меркурио понимал, что Леди Клинков не ошиблась, – Мия любила его, как родного. Она ни за что не позволит ему умереть, если посчитает, что у нее есть шанс его спасти. А с этими проклятыми демонами, живущими в ее тени и пожирающими страхи, по мнению Мии, шанс был всегда.
Старик взглянул на гранитного колосса над собой. На меч и весы в ее руках. На эти безжалостные глаза, буравящие в ответ.
– Ну и где ты, бездна тебя побери? – прошептал он.
Старый епископ покинул зал и поковылял по горному лабиринту, громко стуча тростью по черному камню. Десница Друзиллы крался в тени и держался на почтительном расстоянии. Когда Меркурио добрался до цели, его колени ныли – он не помнил, чтобы в этом месте было столько ступенек. Перед ним выросли две темные деревянные двери, украшенные тем же узорчатым мотивом, что и стены. Каждая из них весила под тонну, но, протянув крючковатую руку, старик с легкостью распахнул створки.
За ними обнаружился бельэтаж с видом на лес резных полок, выстроенных как садовый лабиринт и тянувшихся так далеко во тьму, что им не виделось края. На каждой полке стояли ряды книг всех форм, размеров и описаний. Пыльные тома, пергаментные свитки, тонкие дневники и тому подобное. Великая читальня Богини Смерти, населенная мемуарами королей и завоевателей, теоремами еретиков и шедеврами безумцев. Мертвые книги, утерянные книги и книги, которых никогда даже не существовало, – их сожгли на кострищах верующие, их поглотило время, или они попросту были слишком опасными, чтобы их писать.
Бесконечный рай для любого читателя и сущий ад для любого библиотекаря.
– Так-так-так, – раздался сиплый голос. – Взгляните-ка, кого нелегкая принесла.
Повернувшись, Меркурио увидел старого лиизианца в потрепанном жилете, облокотившегося на тележку с книгами. По бокам лысеющей головы топорщились два пучка белых волос, крючковатый нос венчали очки с невероятно толстыми стеклами. Он так горбил спину, что напоминал ходячий вопросительный знак. В его бескровных губах тлела дорогая сигарилла.
– Здравствуй, летописец, – поздоровался Меркурио.
– Далековато ты забрел от Годсгрейва, епископ, – прорычал Элиус.
Он подошел к Меркурио вплотную, испепеляя его взглядом, и вытянулся во весь рост. Пока они стояли нос к носу, Элиус будто увеличивался в размерах, его тень становилась длиннее. Воздух потрескивал от темных разрядов, вдали между полок послышался шорох колоссальных существ. Подползающих ближе.
Черные глаза Элиуса вспыхнули, голос с каждым словом звучал тверже и холоднее:
– Если тебя вообще можно еще называть епископом, – сплюнул он. – Я думал, что после твоей выходки тебе будет стыдно показываться из-за двери спальни! Не говоря уж о том, чтобы притащиться сюда! Что привело твой предательский зад в библиотеку Черной Матери?
Меркурио показал на запасную сигариллу, вечно торчавшую за ухом летописца.
– Покурим?
Элиус застыл на секунду, сверкая молниями в черных глазах. А затем, тихо рассмеявшись, распростер руки и похлопал Меркурио по худому плечу. Прикурив сигариллу, вручил ее старику.
– Ну что, у тебя все хорошо, мелюзга?
– Разве похоже, что у меня все хорошо, старый хрыч? – парировал Меркурио.
– Выглядишь дерьмово. Но не спросить было бы невежливо.
Меркурио прислонился к стене и посмотрел на библиотеку, вдыхая сладкий серый дым. На вкус он был клубничным, от сладости бумаги пощипывало язык.
– Таких больше не выпускают, – вздохнул он.
– Так можно сказать обо всем в этой библиотеке, – ответил Элиус.
– Как ты вообще, старый ублюдок?
– Как мертвец.
[6] – Летописец прислонился к стене рядом с ним. – А ты?
– Примерно так же.
Элиус фыркнул, выдыхая серое облачко.
– Насколько я вижу, в твоих жилах до сих пор бьется пульс. Зачем, ради бездны, ты притащил сюда свой хандрящий зад, сынок?
Меркурио затянулся сигариллой.
– Это долгая история, дедуля.
– История о твоей Мие, как я полагаю?
– …Как ты догадался?
Элиус пожал костлявыми плечами, в его глазах за невероятно толстыми очками выплясывала смешинка.
– Она всегда казалась мне девушкой с историей.
– Боюсь, мы приближаемся к финалу.
– Ты слишком юн, чтобы быть таким пессимистом.
– Мне шестьдесят два гребаных года! – рыкнул Меркурио.
– Как я и сказал, слишком юн.
Меркурио невольно рассмеялся, и с его губ сорвался теплый дым. Почувствовав покалывание никотина в крови, он вновь прислонился к стене.
– Как давно ты здесь, Элиус?
– О-о-о, давно, – протянул летописец. – Но я никогда не считал года – нет смысла. Можно подумать, я могу уйти в любой момент.
– Мать оставляет только то, что ей нужно, – пробормотал Меркурио.
– Это так.
Старик откинул голову и прищуренно посмотрел на мертвые книги.
– Ты ненавидишь ее за это?
– Богохульство! – упрекнул его летописец.
– Разве? Ей не плевать, что мы говорим или делаем?
– И что натолкнуло тебя на эту мысль?
– Ну, сам посмотри, во что превратилось это место, – прорычал Меркурио, обводя тростью тьму. – Когда-то оно было логовом волков. Каждое убийство – подношение нашей Благословенной Леди. Чтобы утолить ее голод. Сделать сильнее. Ускорить ее возвращение. А теперь? – Он плюнул на пол. – Это бордель! Духовенство утоляет только свою жадность, а не Пасть. Их руки омыты золотом, а не кровью.
Меркурио покачал головой и, затянувшись, продолжил:
– О да, мы талдычим молитвы, повторяем нужные жесты. «Эта плоть – твой пир, эта кровь – твое вино». Но как только молитва заканчивается, мы опускаемся на колени перед кем-то вроде Юлия ебаного Скаевы. Как ты можешь говорить, что Нае не наплевать, если она позволяет этому яду разъедать ее собственный дом?