– Отпусти меня! – потребовала Друзилла, брыкаясь. – Отпусти!
Ответ Мии был холодным, как зимний ветер.
– Мне нужно завершить историю, Друзилла. И у меня не хватит терпения вырезать эти недостающие имена на полу. Но кое-что я все же вырежу в память о них.
С плеч женщины сорвали мантию. Каменная статуя холодила ей обнаженную кожу. Сердце пронзил страх. Она оглянулась через плечо и увидела жалость в глазах Меркурио. Мрачный взгляд мертвого юноши. Ледяные черные ленты подняли ее отравленный клинок с пола.
– Нет… – ахнула Друзилла, пытаясь освободиться от оков. – Нет! У меня есть семья, есть…
– Это за Брин и Волнозора, – сказала Мия.
В спину Друзиллы вонзился нож, и она закричала. Отравленная сталь вывела двенадцать букв глубоко в ее плоти. Кровь, жаркая и густая, стекала по ее коже. Между лопаток вспыхнула агония.
– Меркурио! Помоги мне!
– Это за Наив, Мясника и Эклипс.
Друзилла вновь взвыла – визгливо и протяжно, – ее голос сорвался, тело выгнулось дугой. Она чувствовала действие яда, пробивающего себе путь с клинка к ее иссохшему сердцу. Но над ним также ощущалась огненная боль от ножа, вырезавшего имена мертвых на ее спине.
– Это за Алинне и Дария Корвере.
Теплая влага. Острая боль. Долгая, как века. Но она быстро проходила. Превращалась в ноющую пульсацию, замедлявшуюся вместе с ее пульсом. Леди Клинков повисла на цепях от оков, ее ослабевшие ноги больше не могли поддерживать ее. Яд затягивал женщину в блаженную черноту. Она пыталась думать о дочери. О сыне. Попыталась вспомнить смех своих внуков, когда они играли под солнцами. Ее глаза закатились, сон манил к себе с распростертыми объятиями.
– Держись, Друзилла, – послышался голос. – Я приберегла худшее напоследок.
Копье обжигающей боли – прямо в основание позвоночника. Ее выдернуло обратно к ненавистному свету для последнего ненавистного мгновения. Рядом стояла Мия. Тьма вокруг нее источала черный холод. Щеки женщины коснулась прощальная ласка.
– Это за меня, – прошептала Мия. – За ту меня, которой никогда не было. За ту меня, которая жила в мире, вышла замуж за кого-то прекрасного и, возможно, держала дочь на своих руках. За ту меня, которая никогда не знала вкуса крови, запаха яда или поцелуя стали. За меня, которую ты убила, Друзилла. Так же жестоко, как всех остальных.
Леди Клинков почувствовала укол мучительной боли прямо в своем гнилом сердце.
Шепот – тихий и черный, как ночь.
– Помни ее, – выдохнула девушка.
И больше она уже ничего не чувствовала.
Хор оборвал свою песню.
Мия заметила это не сразу. Она точно не знала, когда песня затихла. Но, шагая по недрам горы, с ухающим в пятки желудком, она заметила, что вокруг стало смертельно тихо. Сдавшихся аколитов и Десниц заперли в их комнатах или отнесли в лазарет (очнувшись от «приступа», Меркурио убил только двоих, так что лекарей оставалось достаточно, чтобы поухаживать за ранеными). Но без криков, топота, привычного шума и суеты в коридорах в горе было смертельно тихо.
А в читальне – еще тише.
Огромные двери распахнулись от легчайшего прикосновения окровавленных пальцев Мии. Тьма, поджидавшая внутри, – благоухавшая пергаментом, чернилами, кожей и пылью, – казалась приветливее, чем раньше. Мия вошла в библиотеку мертвых, ведя за собой друзей, на ее поясе висели в ножнах отцовский меч из могильной кости и клинок из черностали Маузера. И там, облокотившись на перила галереи рядом с неизменной тележкой с «ВОЗВРАТОМ», стоял летописец ее истории.
– Элиус.
– О, – старик улыбнулся. – Девушка со своей историей.
Он был одет так же, как и всегда: в широкие штаны и потрепанный жилет. На крючковатом носу сидели очки с невероятно толстыми стеклами, по бокам лысеющей головы торчали два пучка белых волос. Спина была сгорблена серпом, в губах зажата тлеющая сигарилла. Он выглядел тысячелетним.
«Что, вероятно, не так уж и далеко от истины».
Летописец дружелюбно улыбался. Даже несколько самодовольно. И пока Сидоний с Мечницей изумленно разглядывали читальню Черной Матери, пока Трик, Эш и Меркурио с любопытством наблюдали за ними, Элиус потянулся, достал из-за уха запасную сигариллу, которую вечно держал при себе, и, прикурив ее от своей собственной, протянул Мие.
Девушка взяла ее, зажала в губах и глубоко затянулась.
– Вам пиздец как нужно объясниться, – сказала она, выдыхая серый дым.
– Как там Адонай с Мариэль?
– Адонай жив, – ответил Меркурио. – Скаева забрал Мариэль в Годсгрейв.
Элиус кивнул, выпуская в воздух большое дымное кольцо. Мия выпустила колечко поменьше в кольцо летописца. Встречая взгляд его голубых глаз своими темными.
– Я жду.
– Если вкратце, я знал, что ты явишься сюда неподготовленной, – ответил Элиус. – Считая, что у тебя хватит сил одолеть Тихую гору в одиночку. Говори что хочешь о своем бесстрашии, но между смелостью и идиотизмом очень тонкая грань. А твои спутники чаще склоняют тебя ко второму, чем к первому.
– Возможно, когда-то, – пробормотала Мия. – Больше нет.
– Да, – летописец выдохнул облачко дыма. – Сожалею о твоей утрате.
Голос Мии был твердым, как сталь. На ее щеках подсыхали кровь и слезы.
– Так о чем вы говорили?
Элиус пожал плечами.
– Учитывая, как ты планировала сюда вломиться, нам нужно было как-то уравнять чаши весов. Поставить Друзиллу в невыгодное положение и подкинуть достаточно Клинков на разделочную доску, чтобы ты могла прикончить остатки Церкви одним росчерком. Я догадывался, что в итоге эта старая сука начнет шнырять по библиотеке и найдет первые две части хроник. Особенно если учесть, что Меркурио проводил тут все свободное время.
Летописец похлопал по трем книгам в тележке с «ВОЗВРАТОМ». У первой был кроваво-алый обрез и ворона, вытесненная на обложке. У второй – голубой и вытесненная волчица. И третью, с черным обрезом, забрызганным белыми точками, украшал кот.
Тогда Мия подумала о Мистере Добряке. Ее сердце заныло в груди. Она пожалела, что не может призвать его обратно, что не может исправить сделанное…
– Поэтому я позволил Друзилле найти книги, – продолжил Элиус. – Первые две части, описывающие историю твоей жизни. И за те недели, что Леди Клинков отправила сюда своих прихвостней рыскать в темноте в поисках третьей части… ну, я ее написал.
Летописец глубоко затянулся и выдохнул облачко дыма.
– Разумеется, некоторые отрывки мне пришлось выдумать. Но помимо прочего, в ней описывался твой «план» проникновения в Тихую гору. После того, как лакеи Друзиллы «нашли» ее, мне лишь было нужно, чтобы Адонай передал тебе через Наив, как на самом деле подобраться к Церкви и испортить радушный прием Друзиллы. – Он прищурился в пелене дыма, вновь затягиваясь сигариллой. – Кстати, хорошая идея с аркимической солью. Я бы до такого не додумался.
