В глазах Мии набухли слезы. В ней был целый океан готовых пролиться слез.
– Я не хочу прощаться.
Эшлин погладила рабское клеймо на ее щеке. Шрам, рассекающий другую.
– Так останься. Останься со мной.
– Я… Я хочу…
Эш резко наклонилась, и их губы слились в отчаянном поцелуе. Мия закрыла глаза, чувствуя привкус слез, и обняла Эшлин за талию, прижимая ее к себе. Они еще никогда так не целовались, цепляясь друг за дружку, как утопающие, – два человека, плывущие по миру из пламени и солнц, из ночи и бурь. И все божества настроены против и хотят их разлучить.
Поцелуй медленно закончился, но Эш по-прежнему обнимала Мию, будто боялась отпустить. Она уткнулась лицом в волосы Мии и стиснула ее в объятьях.
– Останься со мной, – едва слышно взмолилась девушка.
Мия закрыла глаза и вздохнула. Держась из последних сил.
– Я не знаю, что делать. Не знаю, как поступить правильно.
Их губы вновь соприкоснулись – на сей раз ласковей. Долгий, сладкий поцелуй был наполнен болезненным, блаженным желанием. Пальцы Эш гладили ее по щекам и зарывались в волосы, и Мия вздохнула, когда язык девушки задел ее собственный. Поцелуй становился глубже, и руки Эшлин принялись бродить по ее телу. Вниз по шее к ключицам. Ненадолго задержавшись на груди, наконец спустились к ленте на талии Мии.
– Я хочу быть с тобой вечно, – прошептала Мия.
– Всего лишь? – пробормотала Эш, опускаясь ниже.
Мия покачала головой и закрыла глаза.
– На веки вечные.
Ей снился сон.
Она снова была ребенком, стоящим под небом столь серым, как мгновение перед пробуждением. На воде столь гладкой, как полированный камень, как стекло, как лед под ее босыми ногами. Простирающейся так далеко, насколько хватало глаз.
Рядом шла ее мать, держа Мию одной рукой, а другой – перекошенные весы. На ней были перчатки до локтя из черного шелка, длинные и мерцающие тайным сиянием. Платье матери было черным, как грех, как ночь, как смерть, и усеянным миллиардом крошечных точек света. Они светились изнутри сквозь флер ее юбки, словно булавки в шторах, задернутых от солнца. Она была прекрасна. Ужасна. Глаза черные, как ее платье, и глубокие, как океан. Кожа бледная и сияющая, как звезды.
Как всегда, она была похожа на Алинне Корвере. Но Мия знала, как знаешь только во сне, что это не ее настоящее лицо.
И, как всегда, в другой части этой бесконечной серости их ждал ее отец и сестры.
Он был облачен во все белое, такое яркое и ослепительное, что у Мии заболели глаза. Но она все равно смотрела на него. Он смотрел на нее, пока они с матерью подходили ближе, своими тремя глазами – красным, желтым и гол…
– Нет, – сказала Мия.
«Нет, хватит с меня».
В ее голове раздался голос Мечницы.
«Попробуй в следующий раз. Захвати власть над сном и преврати его в то, что пожелаешь. В конце концов, он принадлежит тебе».
И Мия остановилась. Отмахнулась от образа ее отца в белоснежной тоге. Она все же находилась в Тихой горе – месте, где грань между реальным миром и Бездной тоньше всего. Если она хочет поговорить, понять, узнать, то это ее шанс. Девочка сжала ручки в кулаки. Изменила сон и захватила над ним власть. Окружавшая ее сцена будто сопротивлялась, камень/стекло/лед покрылся рябью, как поверхность пруда. Но это ее место. Ее разум. В реальном мире она никому не позволяла управлять им, ни разу за всю жизнь.
Так с чего, ради бездны, тут должно быть иначе?
Образ ее отца и сестер зарябил, а затем и вовсе исчез. Девочка осталась наедине с Матерью Ночи в этой бескрайной пустоши, на границе Бездны и реального мира. Богиня посмотрела на свою дочь, в черноте ее глаз сияла россыпь миллиона крошечных звезд. И тогда девочка перестала быть девочкой. Она была чемпионом «Венатус Магни». Королевой Мерзавцев. Леди Клинков.
Войной, в которой не победить.
– Ладно, – сказала Мия. – Нам нужно серьезно поговорить.
Ная всматривалась в нее. Казалось, прошел ледяной век.
– Говори, дитя, – наконец ответила она.
– Слушайте, я понимаю, как вам было сложно все это устроить. Понимаю, что вы хотите выйти из своей тюрьмы и вернуть сына. Но вы тоже должны понять: мне не очень-то хочется умирать ради этого.
Мать наклонила голову, в ее голосе послышались нотки грусти.
– Ты боишься.
Девушка покачала головой.
– Хуже. Я люблю.
– Ты отрицаешь свою сущность?
– Нет. Вот моя сущность. Я не герой. Я мстительная, эгоистичная сука. И никогда не притворялась никем другим. Если вам нужна была спасительница, возможно, вам стоило выбрать девушку, которая верит, что этот мир заслуживает спасения.
Темная Мать наклонилась и посмотрела ей прямо в глаза.
– Что ж, давай тогда поговорим о мести, малышка, – сказала она, поднимая перекошенные весы между ними. – Из ревности и страха мой муж убил сына, пока тот спал. Я всегда повиновалась ему и лишь единожды ослушалась. И даже тогда – из любви к нему. За этот грех он изгнал меня в Бездну. Уничтожил магику на земле. Убил свет в ночи.
– Мой отец пытался убить меня десятки раз, – Мия пожала плечами. – Может, вашему сыну стоило вставать пораньше.
Мать моргнула бесконечно черными глазами. В них бурлила невероятная ярость. На секунду образ Алинне Корвере задрожал, будто не мог больше удерживать свою форму, и в это мгновение Мия увидела, что скрывалось за ним. Чудовище, которое она видела в книгах в детстве – ужас, о котором вещало духовенство Аа со своих кафедр. Не Мать Ночи и даже не Леди Благословенного Убийства. А бесшумную пустоту между звездами. Бесконечную черноту в конце жизни.
Пасть.
С щупальцами, глазами, когтями и распахнутыми слюнявыми ртами. Широкая, как бесконечность. Черная, как вечность. Но дрожь прекратилась, тьма отступила, и девушка вновь смотрела на лицо своей матери. Тонкие черные губы. Твердые черные глаза. Лицо Алинне Корвере – женщины, которая отчитывала ее в детстве, отправляла в кровать без ужина, велела ей никогда не отводить взгляд, никогда не бояться и никогда не забывать.
– Ты оставишь мир в руках тирана? – спросила Богиня.
– Нет. Я убью тирана. Но я не смогу это сделать, если я буду мертва.
Мать нахмурилась.
– Я говорю не о твоем жалком императоре. Я говорю о Все…
– Я знаю, о ком вы говорите. – Мия уперлась руками в бока. – Слушайте, мне жаль. Я понимаю, что Аа ужасно поступил с вами и вашим сыном. Но не могла бы ваша ебнутая семейка сама разобраться со своим дерьмом? У меня и со своей семьей проблем по горло.
