«Мне холодно».
Пузырящаяся на губах.
Губах, которые он целовал еще мгновенье назад.
«Мне так холодно».
Прекрасный юноша повернулся к ней.
«Я хочу, чтобы ты меня согрел».
И прижал палец к губам, словно моля о тишине.
Все произошло за долю секунды.
Мия прижималась спиной к груди Эш, положив голову ей на плечо, ее веки сонно смыкались. Мясник по-прежнему обучал Йоннена, поощрительно улыбаясь, пока мальчик неуклюже повторял позы и выпады. Мечница лежала на полу у костра, а Сид смотрел на огонь. Как вдруг Мия услышала едва различимый шепот сверху.
Шепот стали.
Они с Сидонием одновременно подняли головы. Затем переглянулись.
– …Волнозор? – позвал Сид.
Мия поднялась на ноги.
– Брин?
Затесавшись среди дождевых капель, на каменную плитку в паре метров от нее упал крошечный предмет.
Маленький.
Круглый.
Белый.
– Чудно-стекло!
Сфера взорвалась с влажным хлопком, наполняя нижний этаж башни удушающим, тяжелым, клубящимся облаком белого пара. Аркимический привкус на кончике языка Мии мгновенно объяснил ей, что это.
«Синкопа».
Седативное средство, которое варила Паукогубица в Тихой горе. Одного вдоха достаточно, чтобы… Не задумываясь, задержав дыхание, Мия нащупала тени в обломках на улице и, закрыв глаза,
во тьму и ливень снаружи. Затем рывком вытащила из ножен меч из могильной кости и, слегка присев, повернулась кругом, с раразвевающимися от штормового ветра волосами. На разрушенном верхнем этаже башни виднелось очертания человека, с края свисала темнокожая рука и выглядывал светлый пучок волос, пропитанный кровью.
«Нет…»
В ее груди забурлила ярость. Время замедлилось. Каждая секунда раскалывалась на миллион мерцающих осколков. Каждая капля, плавно опускающаяся сквозь мрак вокруг, выглядела как безупречный бриллиант, сверкая с неожиданной и поразительной ясностью.
Мия заметила силуэты в черном, пробирающиеся через кусты и выходящие из тени обломков камней. Узнала Ремилло и Виолетту, которых помнила со времен службы в часовне Галанте – они часто вместе выпивали по выходным. Хитролицего Артурио, обходившего стену, – он одалживал у нее сигариллы, когда пытался бросить курить. Тихого Тишь на зубчатых стенах – юношу, который помог ей пройти испытание Паукогубицы, когда они были аколитами. А еще – худенькую, как палка, быструю, с короткими каштановыми волосами, прилипшими ко лбу, продирающуюся через кустарники, как драк через кровавую воду, – епископа Златоручку.
Все они Клинки.
Соколы, Эшлин и Йоннен уже усыплены «синкопой». Значит, пятеро против нее одной.
«Нет, не одной».
Мия посмотрела на тьму у своих ног.
«Против многих».
Вспышка молнии, рев бури, черная тень, мелькнувшая в короткой вспышке света. Сперва Мия
самому сильному и жестокому из них, выпрыгивая из тьмы у его ног и с чавканьем погружая меч в его грудь. Пузырьки крови, багряные брызги – могильная кость разрывала плоть, мышцы и кость, – и алые, алые, алые капли среди дождевых. Мия крутанула меч, услышала хруст его ребер и обернулась, чтобы посмотреть, как он падает.
Сверху раздался невнятный крик, Тишь присел, напоминая птицу в кровавом гнезде, его убийственные голубые глаза сверкнули в свете молнии. Мия опустила пальцы ко тьме у своих ног, такой очаровательно густой, зачерпнула горстку, как делал Йоннен, и потянулась через пространство между ними, чтобы ослепить эти миловидные голубые глаза.
– …Сзади…
Шепнули ей на ухо, когда тень, которая не была котом, стала глазами на ее затылке. Мия перекатилась вперед как раз в тот момент, когда над ее головой пролетел нож – достаточно близко, чтобы услышать сквозь грозу, как он со свистом рассекает пелену дождя. Затем развернулась и увидела, что Виолетта метнула один за другим еще два ножа – острых, как бритва, и почерневших от яда. Теперь они не нуждались в «синкопе», малыш Йоннен и так лежал на спине, видя сон
сон
(о черных небесах, миллионе звезд и бледном светящемся шаре).
Бледные пальцы согнулись, как когти, темные тени, подобно голодным змеям, обвили ноги Виолетты, и
Мия шагнула
в тень
дерева
сбоку от нее
и погрузила меч прямо в живот женщины, наискось, выкручивая, пронзая кожу, внутренности и снова кожу. Спина Виолетты выгнулась, рот открылся, из живота вывалились розово-красным клубком внутренности, блестящие и источающие пар.
– Гребаная…
– …Мия!..
Она прогнулась назад, и клинок Златоручки просвистел мимо ее подбородка, а затем перекатилась по грязи в сторону башни – на лице волосы, на языке песок, в ушах раскатывается рев зрителей на арене,
ВОРОНАВОРОНАВОРОНА
но это было вчера,
когда все было просто, у Луны не было имени, а ее отец по-прежнему был…
«Мой…»
Златоручка замахнулась кулаком, сжимавшим темную и сверкающую сталь, не золотым, а обычным, но, о, этого будет достаточно. Эклипс материализовалась на разрушенной стене позади женщины и зарычала, морозный ветер принес с собой страх, ее тень была глубже, чем Мия когда-либо могла себе представить, когда-либо мечтала, но все равно это тень
тень
ТЕНЬ.
И Мия осознала, что может не входить в черноту у ног врага, дерева или камня, а просто использовать волчицу, созданную из теней. И тогда, протянув руку, она
шагнула
через
Эклипс,
выпрыгивая из камня за спиной епископа, и услышала влажный хруст, когда замахнулась с оскаленными зубами, плюясь от ненависти, и ее меч из могильной кости скосил капли дождя и голову Златоручки, которая осталась висеть на волоске.
Кровь на ее руках,
на лице,
на языке, водянистая и медно-сладкая от дождя, ее так много, что она могла бы утопить девушку, и все же недостаточно.
«Всегда мало, не так ли?»
Ослепительно белая линия боли на бедре, серебряная вспышка лезвия, потемневшего от яда. Ахнув, Мия развернулась, а Ремилло метнул еще один нож, который прорезал воздух в том месте, где она стояла еще секунду назад.
Мия шагнула
в тень
у своих ног
и вышла из тени
кота за спиной Ремилло, подняв меч двумя руками; рубиново-красные вороньи глаза на рукояти наблюдали, как клинок прочерчивает линию между его ног до самых ребер, и мужчина с воплем падает.
