Она подняла руку и попыталась пошевелиться.
Боль.
В голове. В спине. В ноге. Ее пальцы коснулись лба, и с уст сорвался стон, свет наверху был слишком ярким, чтобы рискнуть открыть глаза.
– НЕ ШЕВЕЛИСЬ, – раздался голос. – ВОЗМОЖНО, У ТЕБЯ СОТРЯСЕНИЕ.
Игнорируя боль, Мия открыла глаза и увидела над собой юношу, которого когда-то, вероятно, любила. Грянул гром, отдаваясь эхом в ее черепе. Мия скривилась от вспышки молнии и вновь сомкнула веки. И снова увидела момент удара, обрывки воспоминаний, блекнущие в угасающем свете.
Тени.
Клинки.
Кровь.
– Тишь, – ахнула она, садясь.
Мия почувствовала удивительно теплые руки Трика на своих плечах, услышала его тихое бормотание, приказывающее ей лечь, но отмела все это в сторону – нежное прикосновение, глубокий, как океан, голос, острую, как осколки стекла, боль – и вскочила на ноги, тяжело дыша и пытаясь сфокусировать взгляд. Заставляя себя вспомнить.
Башня. Они все еще в башне. Сид, Мечница, Мясник и, Богиня… Эш с Йонненом. Все лежали вокруг костровой ямы. На ужасную, бездонную секунду Мия подумала, что они мертвы, что их больше нет, что у нее никого и ничего не осталось. Эта мысль была слишком ужасающей, чтобы с ней справиться, слишком мрачной, чтобы ее принять. Но затем Мия увидела, как плавно поднимаются их грудные клетки, и вздрогнула, когда Эклипс слилась с ее тенью и поглотила весь страх.
– …Все хорошо, Мия…
– Нет, – прошептала она.
Ее взгляд наткнулся на тела – мертвые и неподвижные.
– Нет.
Трик спустил их вниз на своих сильных черных руках и положил в стороне. Отдельно от остальных, но все же укрыв их от дождя. Камень вокруг них потемнел от крови. Их глотки были перерезаны до кости.
– Брин, – прошептала Мия надламывающимся голосом. – В-Волнозор.
– СМЕРТЬ НАСТУПИЛА БЫСТРО. ОНИ ПОЧТИ НЕ ПОЧУВСТВОВАЛИ БОЛЬ.
– О Богиня, – выдохнула она, опускаясь на колени рядом с их телами.
Мия протянула дрожащую руку, ее глаза защипали слезы. Она коснулась щеки Брин, пригладила дреды Волнозора. Вспомнила искреннюю радость на лице двеймерца, когда он описывал свою жизнь в театре, и как мелодии его песен облегчали бремя перемен в коллегии. Вспомнила слова Брин о том, как терпеть нестерпимое на песках. Что в каждом вдохе живет надежда.
Вот только Брин уже не дышала.
– …Мне жаль, Мия…
При звуке этого шепота ее глаза расширились, а зрачки уменьшились от ярости. Она взглянула на его очертание, возникшее на стене впереди. Очертание кота. Очертание, которое он украл у нее в детстве, уподобившись любимому питомцу, убитым Юлием Скаевой прямо на ее глазах. Очертание чего-то знакомого. Чего-то утешающего. Чего-то, что закроет ей глаза на ужасную правду: что у него вообще нет очертания.
Гнев был приятен.
Если злиться, то не нужно думать.
Если злиться, можно просто действовать.
Ранить.
Ненавидеть.
– Ублюдок, – прошептала Мия.
– …Мне жаль…
– Сволочь! – перешла она на крик. – Я говорила, что это произойдет! Я говорила, что не хочу их участия, и взгляни на них теперь! Взгляни, что ты, блядь, натворил!
– …Не мой клинок убил их…
– Если бы не ты, их бы тут не было! – проревела она, ее ярость пылала ярче и жарче, пока не заполнила девушку целиком. – Эгоистичный мелкий говнюк! Они здесь из-за тебя! Они мертвы из-за тебя!
– …Мия, они сами хотели быть здесь…
– Мразь! Конечно, они хотели! Они скорее перестанут дышать, чем откажутся вернуть долг! Ты это знал, но все равно раззявил свою гребаную пасть! – она быстро поднялась и воскликнула, пытаясь перекричать гром: – Тебе всегда все виднее, не так ли? Ты всегда знаешь лучше всех!
– …А если бы их здесь не было? Что тогда? Этого секундного предупреждения было достаточно, чтобы изменить ход битвы. Без него вы все могли бы быть мертвы…
– Ты этого не знаешь! – распалялась она. – Ты ничего не знаешь!
– …Я знаю, что они были здесь, потому что любили тебя, Мия. Как и я…
– Любишь? – сплюнула она. – Ты меня не «любишь», ты даже не знаешь, что такое гребаная любовь!
Не-кот покачал головой, в его бархатистый голос просочилась грусть.
– …Это неправда. Я – часть тебя. А ты – мое все…
– Херня! – воскликнула Мия, и небо расколола молния. – Ты пиявка! Гребаный паразит! Ты любишь меня лишь за то, что я даю тебе, и на этом все!
– …Мия…
– Я хочу, чтобы ты исчез, слышишь?!
Не-кот наклонил голову. Слегка задрожал. И впервые с перемены их встречи, впервые с того момента, как он заговорил с ней из тьмы ее собственной тени, все те годы, мили и убийства тому назад, в его голосе почудился страх.
– …Что ты имеешь в виду?..
– Я имею в виду, что ты должен свалить на хрен от меня! – проревела Мия, брызжа слюной, по ее губам стекали сопли. – Возвращайся в Годсгрейв и ползи обратно в ебучую черную дыру, из которой ты вылез! Найди себе другого хозяина. Я больше не желаю тебя видеть!
– …Мия, нет…
Ее руки сжались, вокруг ног растекалась кровь ее друзей, ритм в голове вторил пульсу. Вид этих трупов, воспоминания о смехе Брин, об улыбке на лице Волнозора, пока он гордо расхаживал по своему ветхому старому театру… это наполнило ее живот битыми осколками, а глаза – обжигающими слезами.
Между ними возникла Эклипс, ее голос понизился от горя.
– …Вероятно, тебе лучше уйти…
– …О, на тебя всегда можно рассчитывать, дворняжка, если требуется несвоевременный и непрошенный совет…
– …Она сказала тебе убираться…
– …Здесь у тебя нет права голоса. Я был с ней восемь лет, а ты – всего несколько мгновений. А теперь прикуси язык, пока я не вырвал его…
– …Не нарывайся, киса…
– …Тогда свали с моего п…
– ХВАТИТ!
Мия замахнулась и, согнув пальцы, ударила по воздуху между ними, по тьме, из которой он был создан. Тенистый кот взвыл и дернулся от ее удара, стену позади него забрызгал черный туман и тут же испарился. Он быстро побежал, исчезая из виду, и материализовался на разрушенном втором этаже.
– Уходи! – прокричала она.
– …Мия, не надо…
– Уходи!
– …Мия…
– УХОДИ! – проревела она, вновь замахиваясь рукой.
