– Можешь идти, – не глядя, сказала она старшему помощнику. – Я дам Эклипс знать, если ты мне понадобишься. Скажи капитанам «Обелиска» и «Коричной девицы», что планируешь убить меня в море, если считаешь, что это их успокоит. Если нет, я придумаю другой способ заставить их замолчать. Но, боюсь, уже навсегда.
Сигурссон повернулся к ней лицом, его зеленые глаза блеснули в полумраке.
– Да, ваше величество.
– Синь над головой и под ногами.
Ульф сдержанно поклонился и вышел из комнаты. Эклипс бесшумно последовала за ним. Мия осталась стоять у окна, прижавшись лбом к стеклу и глядя на море. Думая о губах Эшлин. О глазах Йоннена. О хмурых бровях Меркурио. Чувствуя, словно кровоточащую рану в груди, дыру в форме кота.
«Интересно, где он? В порядке ли? Богиня, как же я скучаю».
– Мне холодно, – вздохнула она.
– ТЫ В ЛЮБОЙ МОМЕНТ МОЖЕШЬ ОДЕТЬСЯ, – ответил Трик.
Мия обернулась к бледному двеймерцу, тихо стоявшему у камина, и улыбнулась.
– Но это испортит мой образ Кровожадной Сучки. – Мия скривилась и поправила на себе плащ. – Однако ты прав. Эта старая кожа царапает мои донны, как наждачка.
Губы юноши изогнулись в слабой улыбке, и он посмотрел на дверь, через которую вышел Сигурссон.
– ТЫ ЕМУ ДОВЕРЯЕШЬ?
– Не так, как хотелось бы. Но Эклипс присматривает за ним. И он держит вульфгардов на коротком поводке. Ему просто нужно сохранять порядок несколько перемен, а затем он получит бесплатно корабль и трон. Думаю, мы можем рассчитывать на его жадность. Или хотя бы на страх.
– ТЫ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ИНОГДА НЕМНОГО ПУГАЕШЬ, БЛЕДНАЯ ДОЧЬ, – сказал Трик, вспоминая их старую шутку. – НО БОЛЬШУЮ ЧАСТЬ ВРЕМЕНИ ТЫ ПРОСТО ВСЕЛЯЕШЬ УЖАС.
Улыбка сошла с его лица.
– ПРОСТИ. ЗНАЮ, ТЫ НЕ ЛЮБИШЬ, КОГДА Я ТАК ТЕБЯ НАЗЫВАЮ.
Мия повернулась к нему и прислонилась к подоконнику, заведя руки за спину.
– В том то и дело, что люблю, – тихо призналась она. – Поэтому мне так больно это слышать.
Трик молча смотрел на нее. Его новая мрачная красота обрамлялась теплым сиянием огня. Он был все еще бледен, его кожа – гладкой и твердой, но поскольку до истинотьмы оставались считаные недели, он уже не выглядел как статуя, высеченная из алебастра. Мие показалось, что она видела пульс на его шее, под изгибом челюсти, над намеком на мускулы в вырезе рубашки…
Она отвернулась и закусила губу.
– Я тут подумала…
– БЫВАЕТ ЖЕ.
Они улыбнулись друг другу, и Мия заправила прядь за ухо.
– Когда мы доберемся до горы, очевидно, что спасти Меркурио – наша главная цель. Но Клинки, напавшие на нас в башне, не последние ассасины в арсенале Красной Церкви. Они так и будут гнаться за нами, пока мы не отрубим змее голову.
Трик отвернулся от огня, чтобы взглянуть на нее.
– ДРУЗИЛЛА.
Мия кивнула.
– Да. И Духовенство.
– ИЗБАВЬСЯ ОТ ПАСТУХА, И ОВЦЫ САМИ РАЗБЕГУТСЯ.
– Нет. Избавься от пастуха, и овцы последуют за тобой.
Трик прищурился.
– В СМЫСЛЕ?
– В смысле я думала об этом с тех пор, как накинула на свои плечи этот омерзительный гребаный плащ. Люди следуют за лидером, которому хватает решимости их вести. Прямо как сказал мой отец. «Дабы заполучить истинное могущество, нужна только воля пойти на то, на что другие не осмелятся». – Мия щедро затянулась сигариллой и выдохнула, словно пламя, серый дым. – Так что я хочу не просто убить Леди Клинков. Я хочу стать Леди Клинков.
– ТЕБЕ УГОТОВАНА БОЛЕЕ ВЕЛИКАЯ СУДЬБА, МИЯ.
– Ты уже говорил. Но вряд ли я ее исполню, если какой-то урод перережет мне глотку во сне. Если я убью Друзиллу и Духовенство, ни один Клинок не рискнет бороться со мной за титул. Церковь перестанет вести охоту, если я начну диктовать, кто ее следующая жертва. Все как сказала Эшлин. «Никто не сохранит то, за что отказывается бороться». А я буду бороться.
– ЭШЛИН.
Ее имя ножом разрезало воздух и вонзилось, подрагивая, в половицы между ними.
– Тебе придется привыкнуть к ней, Трик.
– НЕ МОГУ НЕ ЗАМЕТИТЬ, ЧТО ТЫ ОТПРАВИЛА ЕЕ С ОСТАЛЬНЫМИ. А Я ВСЕ ЕЩЕ ЗДЕСЬ.
– Не пытайся найти в этом скрытый смысл. Теперь мы с ней вместе.
Он обвел рукой комнату.
– НО ОНА НЕ С ТОБОЙ, НЕ ТАК ЛИ?
– Ты знаешь, что я имела в виду.
– НЕТ, МИЯ, НЕ ЗНАЮ. ТЫ ТАК И НЕ ОТВЕТИЛА МНЕ НА ВОПРОС, ЛЮБИШЬ ЛИ ТЫ ЕЕ.
– Потому что это не твое дело.
Тогда она увидела вспышку ярости в его бездонных глазах. Его челюсти пошли желваками, черные руки, некогда изучавшие ее тело, сжались в кулаки. Сверхъестественная скорость и сила, подаренные Матерью, были отпечатаны в каждой прямой линии и прекрасных изгибах его тела. Но мало-помалу его гнев иссяк и напряженность ослабла. Трик с трудом сглотнул и повернулся к камину, опираясь на него руками. Юноша опустил голову, глядя на пламя, и его дреды упали на лицо.
– …КАК ТЫ МОЖЕШЬ ТАК ГОВОРИТЬ?
Мия наблюдала за ним и прислушивалась к треску дров, песне моря снаружи, к болезненным ударам своего сердца о ребра.
– ТЫ ХОТЬ ИНОГДА ДУМАЕШЬ О НАС, МИЯ?
– Конечно.
– Я ИМЕЮ В ВИДУ О НАС. О ВРЕМЕНИ, ПРОВЕДЕННОМ… ВМЕСТЕ.
Между ними потрескивало напряжение, и уголки ее губ поползли вверх. Мия чувствовала, как оно покалывало в ее пальцах. Пульсировало под кожей. Желание. Она желала его. А он желал ее. Между ними – никого и ничего.
– Да, – призналась она, и ее пульс участился.
– ТЫ КОГДА-НИБУДЬ ПРЕДСТАВЛЯЛА, ЧТО МОГЛО БЫ БЫТЬ?
– Разве не ты сказал мне, что я должна позволить прошлому умереть?
– РАЗВЕ НЕ ТЫ СКАЗАЛА МНЕ, ЧТО ПОРОЙ ПРОШЛОЕ НЕ УМИРАЕТ?
– Да. Порой его нужно убить.
– КАК ОНА УБИЛА МЕНЯ.
Мия глубоко вдохнула. Оттолкнулась от подоконника и медленно прошлась по волчьим шкурам, устилавшим пол. Она встала рядом с Триком у камина и, заведя руки за спину, настороженно посмотрела на огонь, который тянулся к ней жадными когтями.
– ОНА УБИЛА МЕНЯ, МИЯ. ЛИШИЛА ВСЕГО, ЧТО У МЕНЯ БЫЛО.
– Я знаю. И мне жаль.
– КАК ТЫ МОГЛА БЫТЬ С НЕЙ ПОСЛЕ ЭТОГО?
Мия всмотрелась в пламя. Ее загривок вздыбился, норов давал о себе знать – ей не нравились допросы о том, с кем и почему она спала. Это ее решения. Эти решения, в отличие от многих других, она приняла по своей воле. Но Трик тоже однажды делил с ней постель – и, по правде говоря, был первым, с кем это имело значение. Учитывая обстоятельства, она понимала, что просьба объясниться – не самое возмутительное требование, которое он мог предъявить. По крайней мере, он подождал, пока они останутся наедине.
