Наконец, мой противник начал сползать с коня, и я выпихнул его из седла. Я увидел, как в ста футах впереди карета стала замедлять ход. И услышал вопль. Последний воин ухитрился наполовину протиснуться в окно кареты.
– Хайя! – закричал я, ударив коня пятками в бока, но скакун не обратил на это внимания и остановился. Забанских верховых обучают слушаться только хозяина.
Я спрыгнул с коня и побежал к экипажу, уже зная, что опоздал. Карета остановилась, и Эррас старался слезть, чтобы попытаться отразить атаку последнего воина.
– Стой! – завопил я – одно из немногих слов, которые я знал на забанском, – но воин не обратил на меня внимания.
Тут я понял, что миссия этих людей не имеет ко мне отношения. Они явились сюда с единственной целью: убить графиню Мариадну.
Когда я добежал до кареты, дверца открылась, передвинув тело воина. Его ноги болтались в воздухе, лицо уже покинули краски жизни. Вес тела растянул дверные петли, голова забанца склонилась набок. Из его горла торчал короткий нож.
Графиня выскользнула из кареты, трясясь всем телом от потрясения, ярости и мрачного удовлетворения.
Увидев её, Эррас перепуганно сказал:
– Моя госпожа!
– Я… Я в порядке, Эррас.
Она посмотрела на кровь на своём платье.
– То есть мне кажется, что я в порядке. Вроде бы он меня не ранил. Карета подпрыгнула, и один из его ножей выпал из кирасы. Я схватила нож и… не уверена, пырнула его, или он упал на меня, или…
– Всё позади, моя госпожа, – ласково сказал Эррас, обхватив её рукой за плечи.
– Лучше принесите ей одеяло, – сказал я старику и предложил руку, чтобы Мариадна на неё оперлась. – Это первый забанский конник, которого вы убили, ваша милость?
Её глаза стали влажными, но взгляд был вызывающим.
– Я живу рядом с пограничными землями, господин Келлен. Мы умеем защищаться.
Но почему этот кавалерийский отряд вообще нацелился на карету Мариадны? Я не мог поверить, что забанского полководца-философа настолько заботит дароменская графиня, чтобы он послал за ней убийц. Мне пришла в голову одна мысль, и я вернулся к человеку, свисающему из дверцы кареты.
Хоть забанцы живут на севере, у них часто встречается тёмная кожа. Этот человек сильно загорел, но с тем же успехом мог быть родом из южных частей Дарома. Своё оружие и доспехи он мог забрать у пленных налётчиков. Что, если эти люди вообще не забанцы?
– У нас новые проблемы, Келлен! – закричал Рейчис.
Я оглянулся и увидел, что он мчится к нам, а за ним клубится облако пыли. Я сунул руки в футляры и осторожно вытащил порошки, надеясь, что кончики пальцев достаточно ожили, чтобы я смог сотворить новое заклинание.
– Тебе понадобится куда больше порошка, – сказал Рейчис, добравшись до нас.
Из пыльного облака выехали почти сорок человек. Но не забанцев, а дароменских солдат. Стальные шлемы сияли в солнечном свете, множество коротких плюмажей трепетало на ветру.
Спустя несколько мгновений солдаты окружили нас, как голодные лисы, загоняющие в угол трёх жирных кроликов. Ещё миг – и они расступились, а их командир выехал вперёд.
Генерал Леонидас спешился и пошёл к нам с отполированным мечом в руке.
Глава 21
Нежеланное спасение
Рейчис ощетинился, его шерсть стала чёрной с красными полосками. Он делается таким, когда злится, но ещё когда нервничает. Как бы сильно белкокот ни любил хорошую драку, он ненавидит, если его окружают. Я его в этом не винил. Кончики моих пальцев уже саднило, потому что я слишком долго держал порошки, но я должен был приготовиться метнуть заклинание.
– Моя госпожа, – сказал Леонидас и воткнул меч в землю перед ней.
– Генерал Леонидас, – отозвалась она. Её голос был ровным, а спина прямой, как меч генерала. – Что вас сюда привело?
Взгляд Леонидаса устремился к крови на её платье. По-моему, тот, кто всего лишь увидел кровь на женском платье, не должен выглядеть таким… возбуждённым.
– Я получил известие, что забанские конники неподалёку пересекли границу. Я знал, что ваш экипаж направляется в эту сторону, и боялся за вас. Несмотря на грубые слова, которые вы бросили мне при дворе, надеюсь, вы понимаете – я ничего не желаю так страстно, как вашего благополучия… – Он широко раскинул руки с довольно-таки блаженным видом. – …И вашего счастья.
Мариадна шагнула назад, чтобы уклониться от объятий.
– Со мной всё прекрасно, генерал. Вы слишком щедры и участливы.
– Щедр? – Леонидас улыбнулся широкой самодовольной улыбкой, полной белых зубов, при виде которой мне захотелось потянуться за большим камнем. – И вправду щедр, моя госпожа, потому что привёз вам подарок.
Леонидас сделал знак одному из своих солдат, и тот протянул ему коричневую сумку. Генерал сунул в неё руку и вытащил окровавленную человеческую голову.
– Я убил для вас ваших врагов.
Я не смог удержаться.
– Убили её врагов? Вы имеете в виду единственного оставшегося парня – того, который упал с лошади?
Леонидас быстро повернулся ко мне.
– Остальные не все были мертвы. Только ранены. Я сам их прикончил.
– А потом нашли время отполировать свой меч? – пробормотал я.
Вам потребовалось бы долго и упорно трудиться, чтобы повстречаться с кем-нибудь более виноватым, чем генерал в ту минуту. Но поднялся бы кто-нибудь столь вульгарный и неловкий так высоко в чинах дароменской армии? Подстрой всё это Леонидас, разве он не подобрал бы один из забанских мечей и не пырнул бы им немедленно Мариадну? Тут было более чем достаточно трупов, чтобы всё выглядело так, будто нас убили налётчики, прежде чем их одолели войска генерала.
Двое дароменских солдат подошли к карете и вытащили труп, свисающий из двери, а потом отволокли его в сторону. Леонидас устроил целый спектакль, наблюдая за их кровавой работой.
– Келлен, скажи этим парням, чтобы они оставили в покое наши жертвы, – прорычал Рейчис. – Или, по крайней мере, сохрани для меня глазные яблоки.
Леонидас сверху вниз посмотрел на белкокота. Не считая королевы, я никогда не встречал человека, по-настоящему понимающего слова Рейчиса. Но белкокот способен передать, что он имеет в виду, с помощью интонаций, иногда делающих ненужным членораздельный язык.
– Кто-нибудь избавится от этой выдры? Она меня оскорбляет.
Я собирался заметить, что выдры не разговаривают, когда один из солдат шагнул вперёд и вытащил из ножен короткий меч. Я прижал к ладоням безымянные пальцы и мизинцы и направил указательные и средние пальцы на солдата.
– Велите своему лакею отступить, – обратился я к Леонидасу, – не то вам придётся писать очень печальное письмо его жене.