Незнакомый молодой человек поклонился все еще неподвижной Сильвии и вежливо поинтересовался куда затаскивать чемоданы. Или оставить их на улице?
Сильвия, сделавшая попытку потереть лоб, но, обнаружив в руке большую ложку в соусе, поспешила скрыться в кухне, не ответив. Сверху сошла Меланья, все еще утирая слезы, выступившие от смеха. Из садика появилась тоже справившаяся с собой Доротка. В прихожей столкнулись Яцек с чемоданами и прихрамывающий Мартинек со щеткой и совком. Выглянувшая из гостиной Ванда, бывшая Ройкувна, узрела юношей и тут же обрела голос:
— Это что же? Второй жених? Сколько же их у тебя, дитя мое?
С трудом преодолев желание снова сбежать к себе и высмеяться всласть, Меланья остановилась, протянула руки к гостье и растроганно ее приветствовала, благо, слезы от смеха еще не высохли у нее.
— Будем биться или как? — негромко спросил Яцек соперника.
— Еще чего! — в ужасе проговорил Мартинек. — Я ни на одну из них не претендую.
— Ладно, переобуйся и пошли на пиво. У меня еще.., момент.., три часа. Могу себе позволить, выветрится...
Этого краткого разговора никто не слышал. Доротку всецело занимала проблема оплаты такси. Она заказывала, она и расплатиться должна. Причем не по счетчику, заплатить следует намного больше, ведь парень так помог! А у нее денег в обрез. Ох, вот Яцек поволок американские чемоданы наверх, Фелиция потребовала.
Когда Яцек спустился, Доротка выскочила за ним из дома.
— Сколько я тебе должна? Заплачу я, пусть она не видит, неудобно как-то. И извини, что так получилось, я и не предполагала, что тебе придется...
— Успокойся, паненка, не суетись. Все в порядке. Заплатишь по счетчику и ни гроша больше. Если честно, то я еще должен бы тебе приплатить, — давно я так не смеялся. И если у тебя в планах еще одно такое представление, непременно вызови именно меня, договорились? А этот херувим в сандалиях, он кто?
— Протеже моей тетки, считает его работящим и благовоспитанным молодым человеком.
— А ты?
— А я кретином. Но сандалии носит не по доброй воле, его заставляют переобуваться, я, как честная девушка, должна это отметить. А теперь, боюсь, надо бежать, небось, меня уже хватились, ведь бабулю надо устраивать. Еще раз, прошу прощения!
— Извиняться не за что, у вас и в самом деле веселый дом, мне нравится. И подумать только, именно к тебе приехала такая музейная редкость!
— Ах, она прелестна! — растроганно вымолвила крестная бабушка, выпуская из объятий девяносто шесть надутых и разобиженных килограммов Сильвии. — Все мы какие-то худосочные, она одна выглядит приятно, — и в руки взять — одно удовольствие. Именно такие женщины нравились в прошлом веке, сами знаете.
— Лично я сама этого не помню, — с достоинством возразила Меланья, но ее язвительное замечание осталось не услышанным.
Крестная бабуля безостановочно щебетала:
— Прелестная комната с видом на зелень, я очень хорошо помню ваш дом, у меня и фотографии сохранились, завтра распакую вещи, покажу.
Мне помогут, правда? Боже, как же вы все молоды! Нет, не желаю в отель, я стосковалась по родным, а вы — моя семья, о Боже, а где же все архивные документы, у вас имеются нотариусы, правда?
Ах, ну да, мне Антось говорил, ему удалось связаться с одним, очень порядочным, а вы с ним познакомились? Немедленно доставьте его, все, что у меня есть, отпишу вам, больше некому, никто никогда не любил меня, ну, возможно, Юзик, любил, мой муж, да я уж и позабыла, и еще моя единственная доченька Крысенька, хоть и не родная, а крестная дочь, уж как я ее любила, и теперь мне осталась от нее моя обожаемая крестная внученька Доротка...
Меланья, ясное дело, не преминула вылить свою ложку дегтя в бочку с медом, которым гостья чествовала Доротку. Когда они с Дороткой оказались в кухне вдвоем, тетка ехидно заметила:
— Если хочешь знать правду, так ей даже твое имя было неизвестно! Попыталась как-то невзначай нас расспросить, я бы скорее лопнула, чем назвала, эта идиотка Сильвия по простоте душевной сказала: дочь Кристины зовут Дороткой. Так что не очень-то рассчитывай на ее любовь и миллионы.
Странное дело, теткины слова не ранили душу девушки, как это бывало обычно. Она даже не удивилась, даже не задумалась, почему это так. А все дело в Яцеке. Его забота, доброта, внимание, его откровенно восхищенные взгляды и теплые слова.
И еще одно — удовлетворение от того, что Фелицию поставили на место, Фелицию, главу дома, слово которой было законом, лишили ее власти, заставили молчать и слушать. У Доротки словно сводило скулы от вынужденно-вежливой улыбки, которая не сходила с лица Фелиции, слушавшей богатую гостью, она сама чуть не задыхалась от слов, которые Фелиция вынуждена была глушить в себе и проглатывать, внутренне скрежеща зубами.
— А мне вовсе не нужны ее любовь и миллионы, — беззаботно ответила Доротка, не отдавая себе отчета в том, что блаженно улыбается, произнося это. — Пусть себе любит вас или Мартинека.
Я даже согласна оплатить забронированный для нее номер в «форуме», хотя у меня сейчас денег нет, ну Да перехвачу у кого-нибудь.
Меланья бросила на девушку странны взгляд.
— Так ты полагаешь, она у нас поселится навсегда?
— Не знаю. Но при виде нашего дома у нее дух перехватило, и она замолчала. Это о чем-то говорит.
— Так ты считаешь?..
И опять Меланья как-то так взглянула на племянницу, что та первый раз почувствовала в тетке что-то человеческое.
* * *
Мартинек охотно воспользовался неожиданным приглашением нового дружка, тем более что из-за обрушившегося на дом катаклизма Фелиции было не до него. А он так старался, прибил-таки проклятую полку, сам себя взял за шиворот и заставил поспешить. Правда, вот с мусором не повезло. И ногу отдавили. Ну да ладно, появляется возможность отдохнуть и пивка попить, как не согласиться?
Когда сели за стол, Яцек опять взглянул на часы и решил — одно маленькое может себе позволить.
Мартинек мог позволить себе и два, и три и не замедлил воспользоваться случаем. Его пригласили, так что не обязательно ставить в свою очередь.
Теплая, дружеская атмосфера воцарилась сразу же.
— Если честно, совсем меня заездили, работы невпроворот, — откровенничал Мартинек. — Не успеешь сделать одно, как тут же подбрасывают следующее. Вообще-то это неплохо, без работы не останусь, лишь бы платили, а они все такие скупердяи. Вот скажи, на что старым бабам деньги?
— Там и одна молодая есть, — заметил Яцек.
— А они у нее все отбирают. Хотя и она хороша — гроша у нее не вырвешь. И для меня никогда никакой работы не найдет, все сама норовит сделать, представляешь? Может, теперь, как эта ее крестная бабушка приехала, хоть какую малость подбросит. А мне надо порядочно скопить, страсть как люблю путешествовать. В принципе у них за год поднакопить можно, только вот ишачить приходится...
