— Это мне неизвестно. Может, имеет смысл опять связаться с паном Войцеховским в Нью-Йорке? Тем более, что пани Ванда ведь американская» гражданка, возможно, придется вам снять с него официальные показания? Не исключено, что кроме меня пан Войцеховский еще с кем-то связывался.
— Вы имеете в виду розыск Дороты Павляковской?
— До этого ее матери, Кристины Вуйчицкой.
Фамилии у них разные, у матери девичья, а Дорота взяла отцовскую фамилию, хотя ее родители официально в браке не состояли. Насколько мне известно, поиски тянулись несколько лет, сначала Войцеховский пытался найти Кристину через своих знакомых, потом подключил частное детективное агентство, а меня разыскали через адвокатскую фирму «Braun and Matschek» просто-напросто Браун и Мачек, поляк, наверное поэтому пани Паркер и выбрала данную фирму, она ведь только по-польски и говорит, простите, говорила. И вот еще вспомнилось, только сейчас вспомнил, ну да раньше меня об этом не спрашивали. Мне трижды звонили, интересовались, не приехала ли уже пани Паркер, какая-то женщина, сказала, давнишняя приятельница пани Ванды, даже фамилию сообщила, да я тут же позабыл, не придал значения. В третий раз я сказал — да, пани Паркер приехала, и мы даже условились с ней о встрече в моей конторе...
Эдик Бежан все еще воздерживался от поспешных выводов, хотя некоторые просто нахально лезли в голову. Надо будет обстоятельно переговорить с нью-йоркским Войцеховским, пока же еще раз пообщаться с подозрительной семейкой. Он уже вспомнил, что именно забыл уточнить в прошлый раз. Да и как не вспомнить, если в протоколе вскрытия черным по белому написано — старушку стукнули по голове тупым тяжелым предметом. Куда же подевался проклятый крокетный молоток, о котором ему все уши прожужжали? Что-то он там никакого молотка не приметил...
* * *
А за два дня до описываемых событий, в пятницу вечером, некая Ханя Выстшик, надомная уборщица, делилась с хозяйкой квартиры своими проблемами:
— Уж я так вам благодарна, пани Вероника, так благодарна, что вы мне этого адвоката посоветовали, то есть нотариуса, хороший нотариус, мне в его конторе все сказали. И если он правильную бумагу напишет, мое дело мигом решат, так что получу я свой клочок земли. И знаете что, проше пани, вот ведь везет некоторым, там аккурат одна старушка была, оформляла завещание, в другой комнате, да так уж кричала, так на все помещение разорялась, все слышали, ну и я тоже, все своим наследникам записала, как есть все, и теперь никто не придерется, все честь-честью оформила, не то что моя дура тетка, теперь вот сколько сил и денежек потратишь, пока свое кровное получишь, уж такая дуреха, да будет ей земля пухом... А уж эта старушка аж с самой Америки приехала и столько отстегнула своей родне, даже язык не поворачивается назвать, а что удивительно, если она американка, американцы все миллионеры...
— Американская миллионерша? — переспросила пани Вероника. — Была и у нас в родне одна такая, может, она и есть. Приехала, говорите?
— Приехала. Ванда Паркер ее зовут.
— А, нет, это не наша родня. И что же?
Ханя Выстшик так была разобижена на свою глупую усопшую тетку, не составившую нормального завещания, что все дела о завещаниях ее живо интересовали, особенно некой Ванды Паркер, проявившей столь похвальную заботу о наследниках.
— Ну и она, Ванда Паркер, какие-то свои бешеные миллионы так поделила, чтобы никого не обидеть, а половину заставила приписать своей крестной внученьке. Говорю же, проше пани, слушала и горючими слезами заливалась, есть ведь такие порядочные родственники, не то, что моя тетка. И не спиши эта миллионерша правильного завещания, шиш бы ее крестная внученька получила, уж вы извините, но вышло бы точь-в-точь, как со мной. Мало что человек обещал, все должно быть на бумаге у адвоката прописано, тогда никто не придерется. Мне даже потом, проше пани, ни о чем не пришлось своего адвоката, выспрашивать, я пока эту американку слушала, так сама по себе всему научилась, такие уж они американцы башковитые. И по гроб жизни буду признательна пани за то, что пани меня аккурат к этому адвокату направила, правильно пани посоветовала. Но сдается мне, одну глупость эта башковитая американка все-таки отколола. Все свое движущееся имущество она...
— Движимое! — автоматически поправила свою домработницу пани Вероника.
— Правильно, они так и говорили — движимое, что значит пани женщина ученая, так вот свое движимое имущество, я так поняла — личные вещи она не стала записывать в завещание, пусть, кричит, они сами между собой поделят, это ведь одна семья, кричит, не подерутся чать. А я скажу — непременно подерутся, как это можно не подраться и по.., полюбовно поделить, когда там такие брильянты и прочие драгоценности? Нешто такое возможно? Хотя, может, как миллионы цапнут, на камешки и не позарятся? Там ведь такие миллионы, такие миллионы, сказать страшно...
— Ну, бывает, драгоценности и миллионы перетянут, — заметила хозяйка. — Все зависит от того, что за драгоценности.
— А этого я не слышала, — с искренним сожалением призналась пани Ханя. — Мне и самой было интересно, уж я так прислушивалась, но тут меня вызвал в свой кабинет мой адвокат, что мне его пани посоветовала, и пришлось прямо разрываться. И о своем деле говорить, и про те миллионы хотелось дослушать, а у американской старушки адвокат все ж таки похуже моего будет, спасибо пани, так он не давал той подробно обо всем рассказать, все велел к завещанию возвращаться, ну и я одно поняла твердо — ее крестная внученька.., хотя, скажите на милость, кто слышал о каких-то крестных внучках? Выдумают же иностранцы! Так вот, ее крестная внученька получит большую половину, и это, почитай, уже у внученьки в кармане, никто не оттяпает...
Пани Вероника, секретарша проектного бюро, в каменном спокойствии выслушала взволнованную речь чрезвычайно разговорчивой Хани Выстшик о какой-то неизвестной американской миллионерше и ее миллионах, к ней, Веронике, никакого отношения не имеющих...
* * *
— Так куда же она, черт побери, подевалась? — допытывалась разъяренная Фелиция. — Кому она могла понадобиться? Или мешала кому? Да признавайтесь же!
Стоявшие полукругом Сильвия, Меланья и Мартинек молчали. Им и самим хотелось знать, куда могла подеваться грубо сработанная деревянная лестница, обычно прислоненная к торцовой стене дома. Ведь не иголка же, довольно крупный предмет — и с концами. Исчезла как мираж в пустыне, Ги даже следов не осталось. Следы смыл ночной дождь.
Дождь лил все воскресенье, как зарядил в полдень, так до ночи и лил. Льющаяся с крыши вода успела вырыть порядочную канаву под домом. Водосточная труба не действовала, и все знали почему.
Какая-то птичка еще весной свила в ней себе гнездышко. Птичка, похоже, была не маленькая. Гнезд не ликвидировали в зародыше, сначала из-за яичек, потом из-за птенчиков, а потом о нем все забыла Вспоминали лишь во время очередного дождя, когда карабкаться на крышу по приставной лестнице представлялось невозможным, ибо почему-то никогда не оказывалось в подходящий момент под рукой ни До» ротки, ни даже Мартинека, а немолодым женщинам ликвидировать пробку под проливным дождем — это, знаете ли... Но на сей раз Фелиция решительно взялась за дело и уже утром в понедельник поручила Мартинеку во что бы то ни было проткнуть трубу. И вот нате вам, исчезла лестница!
