— Сергей Викторович, это что сейчас было?
— В смысле? Вы о построении? Механики добросовестно поработали, аэроплан отлетал без замечаний, поэтому я решил высказать вам свою благодарность. Вас что-то удивляет в этом моём желании?
— Нет, вы правильно сделали. Только, простите, раньше такого у нас никогда не было, и это несколько удивляет.
— Теперь будет. Да, у меня есть небольшая просьба к личному составу, Дмитрий Олегович. К следующему вылету приготовьте несколько мешков с песком. Чтобы каждый мешок был весом… — я на секунду задумался. — Пуда в два.
Удивление на лице прапорщика было настолько явным, что я поспешил разъяснить свою просьбу:
— Хочу проверить, насколько увеличится разбег с разной загрузкой. Будем ставить опыты.
Оставил за спиной в ангаре ошарашенного моими причудами старшего механика и заторопился на доклад командиру в курилку. Да, похоже, прав я в своих предположениях — сегодня на аэродроме мои косточки не по одному разу перемоют.
На моё счастье, командир был один. Ни доктора, ни инженера, ни кого-либо ещё из офицеров поблизости не наблюдалось. Чуть в отдалении, у входа в караулку, как всегда, перекуривала бодрствующая смена. Полёты ещё продолжались, это я единственный быстро налетался и так рано закончил. На сегодня мне хватит.
— Вы делаете явные успехи. Признаться, думал, что первая посадка у вас случайно такой эффективно выразительной получилась. Но вы и второй раз умудрились сесть не хуже. — И штабс-капитан похлопал рукой по скамейке: — Присаживайтесь, Сергей Викторович.
— Благодарю, Роман Григорьевич, я уже достаточно насиделся сегодня, — кивнул в ответ головой, тут же принял строевую стойку и начал докладывать, вынуждая и командира подняться на ноги. — На сегодня полёты закончил. Аэроплан в полном порядке, замечаний по работе техники и действиям механиков нет.
Знаю, что так никто не докладывает, не принято пока такое, да мне всё равно. Главное, я так отныне буду делать. Приучаемся к порядку и других приучаем.
— Хорошо, хорошо, — отмахнулся штабс-капитан. — Эка вы к официозу тянетесь. Что дальше планируете делать?
— Дальше? На сегодня достаточно полетал. Если разрешите, хотел бы завтра поэкспериментировать и проверить аэроплан на грузоподъёмность.
— Для чего, поручик? Я вам могу и так сказать. Больше четырехсот фунтов не возьмёте. А если наблюдателя посадите на переднее сиденье, то в два раза меньше.
— Это всё верно, Роман Григорьевич. Думаю, что реально получится ещё меньше. Моторы у нас уже к половине ресурса подходят, значит, и тяга у них упала. А если пулемёт поставим? Сколько тогда бомбовой нагрузки сможем взять?
— Эка вы раздухарились, поручик, — закряхтел командир. — Где же мы вам пулемёт возьмём? И бомбы? Вы что, воевать с кем-то собрались?
И что мне ему ответить? Что через два месяца война начнётся? Так не поверит ведь. И никто не поверит. А на меня ещё сильнее коситься станут, да и слушок нехороший может пойти. Ну его к дьяволу, лучше отговорюсь:
— Ну-у, я всё-таки военный лётчик, Роман Григорьевич. Будем воевать или не будем, а тренироваться нужно.
— Это вы правильно сказали. Тренироваться необходимо. Когда вы планируете лететь? Завтра с утра? Ну что же, завтра вместе на аэродром и пойдём — посмотрю я на ваши тренировки. Может, и лично поучаствую. А сейчас не желаете ли посмотреть, как ваш товарищ сажать «Депердюсен» будет? — и обозначил направление интереса кивком мне за спину.
Что же, можно и посмотреть. Заодно увижу, что это за птица. Мне-то командир в своё время предлагал на «Вуазен» пересесть, да я отказался. Впрочем, я про это уже упоминал.
Теперь вижу, почему командир так моими сегодняшними посадками заинтересовался.
Аэроплан Андрей подвёл к полосе низко, в горизонте, над входными буйками прибрал обороты и долго его выдерживал, чтобы погасить скорость. Неужели и я так же сажал? Видимо, да, школа-то одна. Наконец задрал нос и коснулся земли на чуть великоватой скорости. Некоторое время пробежал на колёсах, убрал полностью газ и опустил хвост. Всё понятно, скоростная посадка на подготовленное поле. А если на неподготовленное и незнакомое? Хвост вверх и носом вперёд, в землю? Как я во время своей аварии? Надо бы посмотреть, как другие лётчики садятся, да и вообще напроситься полетать с другими да посмотреть, как они пилотируют в воздухе, какие фигуры выполняют. Хоть какие-то выводы можно будет сделать и понять, к чему нужно стремиться. Сразу в голове возник вопрос, а как же тогда сейчас посадка на три точки выполняется? И стало понятно, почему так ветра все опасаются.
Проводив взглядами подруливший к своему ангару моноплан, развернулись друг к другу. Как-то одновременно у нас с командиром это получилось. Потому что я уже сообразил, что именно мне желает сказать штабс-капитан, о чём спросить. Но подожду вопроса.
— Закурите? Нет? И правильно, — командир неторопливо вытянул папироску из портсигара, прикурил, прищурился из-за попавшего в глаза дыма, чуть отвернулся в сторону, выпуская синеватое вонючее облако. — Что скажете, Сергей Викторович? О посадке?
Потянул паузу, якобы приводя мысли в порядок, а на самом деле соображая, стоит ли всю правду говорить? Думаю, пока не стоит, рано. Информации у меня мало к обобщению. Вот понаблюдаю за полётами, присмотрюсь, тогда и можно будет что-то говорить. Если нужно будет, конечно. А то странно как-то получается. Только что разваливший свой «Фарман» при неудачной посадке поручик опытных пилотов летать учит. Или советы начинает давать. Бред же. Полный. Так что мои соображения пусть пока при мне и останутся. До поры до времени. А сейчас пусть будет так:
— Хорошая посадка, правильная.
— М-да, Сергей Викторович, совсем вы на себя прежнего не похожи.
— В смысле?
— До аварии прежний поручик при виде посадки своего товарища сейчас шумно выражал бы свой восторг, махал руками, проговаривал во всеуслышание действия лётчика. Нынешний же словно совсем другой человек, рассудительный и спокойный, одним разом повзрослевший. Вас часом в госпитале не подменили, Сергей Викторович? Вы только не обижайтесь на мои слова, слишком уж сильно вы изменились после того случая.
— Сами же и ответили, Роман Григорьевич, что изменился я только после аварии. В госпитале у меня мно-ого времени было надо всем подумать.
— Грех такое говорить, но многим из молодых офицеров не помешало бы вашим путём пройти, чтобы ума-разума набраться. Впрочем, я несколько отошёл от темы. Вернёмся к моему вопросу. Что о посадке скажете?
— Скоростная посадка. Потому и подход к полосе низкий.
— Вот! Правильно! И все так садятся! У вас же сегодня получается совсем иначе. Непривычно глазу и любопытно. Поэтому завтра я с вами и хочу лично слетать. Посмотрю, как пилотируете, заодно вы и свои опыты с грузами проведёте. Побуду у вас вместо балласта. — Замолчал, потому что на посадку заходил очередной самолёт, понаблюдал внимательно за его приземлением, вытянул из командирской сумки блокнот, что-то в нём черкнул. Теперь понятно, почему командир всё это время в курилке сидит. Он за действиями нашими наблюдает да себе в тетрадочку ошибки записывает. Интересно, разбор полётов сразу будет, здесь же, или чуть позже?
