В нижней точке мотор задавленно чихает, даёт несколько перебоев, заставляя сердце испуганно дёрнуться, но тут же уверенно набирает обороты. И мы ползём вверх. Если по-честному, то этот набор высоты даже горкой назвать нельзя. Ну, в крайнем случае маленькой и очень плавной горушкой. Ползём, карабкаемся, пока ещё есть набранная за время снижения скорость. Рисковать не хочется, есть опасение свалиться на крыло с потерей скорости, и я прекращаю набор, перевожу аппарат в горизонтальный полёт и чётко ощущаю, как он облегчённо вздыхает всеми фибрами своей фанерной души.
Лечу какое-то время в горизонте, привожу собственные чувства в порядок и обшариваю взглядом горизонт. Никого не видно в обозримом воздушном пространстве. Отдышусь пока и подумаю. Не предназначен этот самолётик для воздушного маневрирования. Нет, виражи на нём можно выполнять, ещё можно снижаться и набирать высоту, но плавно, без резких манёвров. Не истребитель это ни разу. Поэтому ни о каких бочках и мёртвых петлях, боевых разворотах даже и думать нельзя. Вот если у меня будет другая машина, более скоростная и прочная, тогда и можно будет задуматься над воздушным пилотажем. А пока довольно и этого. И спасибо тебе большое, моя фанерная птица, что выдержала мои выкрутасы, не развалилась от нагрузки. И на земле я обязательно сам тебя лично осмотрю, не осталось ли последствий от таких нагрузок, и дополнительно ещё механикам поручу проверить все соединения и крепления. И натяжение расчалок не забыть проконтролировать — не понравилось мне такое их поведение в полёте.
После осмотра и буду делать окончательные выводы, на что мне можно рассчитывать в предстоящих боях.
В зоне пилотирования висят редкие кучевые облачка, и я направляю «Фарман» к ближайшему из них. Вот появилось у меня такое хулиганское желание. Подхожу к самому краю облака, так, чтобы левые плоскости скрылись в молочном тумане, и вытягиваю в сторону руку, с трудом преодолевая сопротивление воздуха. Чуть разворачиваю ладонь поперёк потока и слегка растопыриваю пальцы — пропускаю через них облако. Так и кручусь в плавном вираже, касаясь ладонью белого тумана, наполняя душу восторгом. Красота! С сожалением убираю руку и увеличиваю крен, входя в самую серединку.
И тут же спохватываюсь. Поторопился! Приборов-то нет! Вокруг белая муть, ни солнца, ни земли не видно, не говоря уже о горизонте. Слепой полёт в заполненной туманом кабине. Хорошо, что прежнего опыта достаточно. Поэтому просто держу неподвижно ручку, вместо авиагоризонта использую свою пятую точку, она тут самая чувствительная и опытная.
Раз, и одним махом вывалился из этой ваты в синий понятный разумению простор. Сразу же убрал небольшой крен, выправил аппарат и выдохнул. Всё-таки опасное это дело — без приборов в облака лезть, поторопился я с шалостями. Но было здорово!
А-а, раз хулиганить, так хулиганить до конца. И я уверенно разворачиваю аэроплан к городу. Посмотрю сверху на его улочки и обязательно на кремль. Да и река сверху наверняка величественно выглядит с этими ажурными, перекинутыми с одного берега на другой, мостами.
Фотоаппарата не хватает. Вот, кстати, неплохая мысль. Если взять с собой в полёт какого-нибудь фотокорреспондента, хотя бы того самого, пронырливого, да покатать его над городом и окрестностями. Пусть пофотографирует виды сверху, да в своей газете напечатает. Это же какая прибыль владельцу выйдет! И можно от гнева вышестоящего начальства прикрыться. Получится же, зуб даю, что получится! Лишь бы командир разрешил. И я потёр отчаянно зачесавшийся шрам на лбу.
Над рекой прибрал обороты, дабы не привлекать к небу лишнего внимания горожан. Залюбовался пыхтящим чёрным дымом пароходиком, волокущим огромную пузатую баржу, скопищем разномастных рыбацких лодчонок чуть ниже устья Псковы, похожих отсюда на разбросанную горсть семечек. Так и прошёл над городом с пологим снижением и плавным разворотом в сторону аэродрома, рассматривая открывающиеся внизу виды, не забывая при этом оглядывать горизонт. А вдруг ещё какой такой же воздушный хулиган рядом окажется? Мне только для полноты ощущений столкновения в воздухе со всеми вытекающими из него последствиями не хватает.
До аэродрома в планировании не дотянул бы, пришлось увеличивать обороты мотору. Зато глиссада и посадка прошли как всегда на отлично. Даже загордился своими нынешними успехами.
Зарулил на стоянку, в заботливые руки механиков, заглушил мотор перед самым ангаром, с их помощью развернулся и выпрыгнул из кабины на землю, подняв пыль. Вот, кстати, сейчас и проведём послеполётный разбор по горячему. А потом на доклад к командиру. И обязательно доложу ему о своём хулиганстве и пришедших во время оного идеях. Посмотрим, чем всё это для меня закончится. И отсюда сделаю вывод, на что мне можно в дальнейшем рассчитывать.
Куртку и шлем на законное место, на трос, с облегчением распрямляю натруженные плечи и надеваю протянутую фуражку. Киваю с благодарностью Изольцеву и командую построение, со злорадным удовлетворением рассматривая удивлённый очередным новшеством суетящийся вокруг аппарата личный состав. А нечего было кабину замусоривать!
Глава 7
Неторопливо и, самое главное, с агромадным чувством морального удовлетворения топаю в курилку. Предстать пред светлыми очами командира, так сказать, доложить о выполнении задания и о допущенном в полёте хулиганстве. Послушаю, что он мне скажет по поводу моего пролёта над городом.
Почему топаю, довольный как слон? Да потому, что только что оторвался на подчинённых за тот проглоченный в полёте мусор по полной. Нет, не ругался, не шумел, сейчас бы этого не поняли, а вежливо и доступно объяснил, каково это мусором давиться и отплёвываться, когда ветер в харю, пардон, лицо, задувает. Настолько вежливо объяснил, что впечатлились и поняли. По крайней мере, мне так показалось, что поняли. В следующем полёте узнаю точно.
Напоследок добил механиков перетянутой расчалкой и рассказал, как в полёте при переложении аппарата из крена в крен играют крылья. Рассказывать и объяснять законы аэродинамики не стал, всё равно пока не поймут, а напугать красочным рассказом — напугал. Ещё более впечатлились. Про зачихавший мотор уже на сладкое добавил, с этакой ленивой усмешкой (надо же авторитет поднимать), вогнав в краску моториста. И Изольцев нехорошо так на подчинённых в конце моего монолога поглядывать стал. Надеюсь, теперь он и над моей просьбой вдумчиво поработает.
А по поводу предстоящей возможной выволочки от командира как-то особо даже и не думаю. Хватает других мыслей. Например, пришедшая в голову идея о железных дорожках. Так можно не только от грязи в кабинах избавиться, но и уложить их на рулёжки и полосу. И никакое ненастье и раскисшие грунты не будут страшны. Летать можно и тогда, когда авиация противника, вероятного, само собой разумеется, будет надёжно прикована к земле. А если ещё в мастерских сделают якобы придуманные мной держатели для бомб с самым простеньким механическим прицелом… Да вдобавок Изольцев придумает крепление для пулемёта, опять же по моим весьма своевременным, кстати, советам… Да, забыл подсказать лейтенанту про отдельные мешки для отстрелянных гильз. Жёсткие короба мне мешать будут, это понятно, значит, остаются только брезентовые мешки.
