Отец крепился. Приходил с работы, ставил чайник и выкладывал пакеты с готовой едой, кормил дочь. Покупал шмотки, взамен тех, что износились или стали малы, и, наверное, считал, что родительский долг выполняет в полной мере. Но если бы в его глазах горел едва тлеющий огонечек участия, было бы легче. Отец и дочь разделили бы потерю близкого человека на двоих, согрели друг друга сопереживанием. Но не сложилось.
Правда, Таню согрел кое-кто другой.
Нейтан – выпускник, симпатяга с глазами цвета Bluebonnet и душа компании. Только ему Таня смогла рассказать, какую тоску скрывает внутри себя, что мир ее давно рухнул и разбился, и его хрустальные осколки продолжают больно ранить, а когда она пытается их склеить, то понимает, что так, как раньше, уже никогда не будет.
Парень понимающе прижимал Таню к своей груди и нежно поглаживал по волосам, когда видел, что девушка силится не расплакаться. Он не смеялся над цветистыми оборотами ее речи и не пользовался слабостью, как другие парни. Нейтан приносил Тане книги и разговаривал с ней на равных.
Таня надеялась пойти с ним на его выпускной, и чтобы потом, через три года, он сопровождал девушку на ее собственном. Она уже успела все себе навыдумывать и знала наверняка: их совместная жизнь с Нейтаном будет такая же счастливая, как и жизнь ее родителей. За исключением одного «но» – она не поедет на лысой резине в гололед, только потому, что у собаки ее клиентки начались преждевременные роды. Она будет умнее, она не угробит себя в автокатастрофе.
С тех пор Таня не любила собак, никаких, а Нейтан взял и подарил ей щенка. И именно тогда, когда узнал про Танины волнения и переживания по поводу прошлого. Тане было тяжело, ей приходилось терпеть, как малыш корги облизывает ей руки горячим языком, как подставляет бархатное пузико, как радостно приветствует, пытаясь прыгнуть, как… В общем, она полюбила этого щенка. И Нейтана тоже.
Потом Нейтан завел привычку приходить к ней и ее отцу на ужин. Они мило беседовали ни о чем, и Таня видела, как в глазах отца просыпается что-то живое, прежнее – то, что погасло с уходом мамой.
‒ Ты смотри, дочка, Нейтан – парень хороший, ‒ однажды пробило его на разговор. − Но осторожнее…
‒ Осторожнее? – опешила Таня.
‒ Ну, я не мастак в ваших женских делах. Ты у меня девочка красивая, и я вижу, как вы друг на друга смотрите… В общем, эммм… Будь в здравом уме, детка. Надеюсь, ты поняла, к чему я клоню, – махнул рукой отец и смутился.
Она тоже смутилась, хотя с Нейтаном дальше поцелуев дело не заходило – парень был нежным и заботливым, чутким и терпеливым. А что отец начал испытывать хоть какие-то чувства – так это даже замечательно!
Но Таню смущали девушки окружавшие Нейтана. Все они выглядели такими смелыми, такими стильными, такими раскованными. Казалось, помани хоть одна из них любого парня, и тот пойдет за ней на хоть край света.
Таня ревновала, но всеми силами скрывала свою неуверенность, старалась улыбаться, видя, как ее парень общается с другими – порой обнимает, кладет руку на талию, – и в то же время она боялась просить, чтобы Нейтан официально представил ее своим друзьям в статусе «своей девушки». Или хотя бы пригласил Таню к себе домой, познакомил с родителями. Ей казалось, что Нейтана тут же посадят под замок, запретят общаться с ней или еще что-то покруче, ведь семья Макфарланов была одной из самых уважаемых в городе – не чета отцу-одиночке Тани.
Зря она однажды заикнулась про это. Нейтан, твердо убежденный, что подобное нужно искоренять подобным, тут же потащил Таню на ужин к себе домой, даже не предупредив родителей. Впрочем, на радость Тани, тех не оказалось – они срочно уехали на чьи-то похороны. Или на свадьбу. Нежданную парочку встретили только старшие брат и сестра Нейтана – двойняшки Александра и Дилан, – приняв девушку сдержанно хорошо. Но зато после, похоже, выразили свое недовольство Нейтану, потому что тот больше ни разу не приглашал Таню к себе в дом.
Впрочем, весна дурманила голову. Проводить время дома совершенно не хотелось. Впереди на горизонте маячили лето, каникулы и… поступление Нейтана. Он так давно мечтал об этом, то и дело в красках и мельчайших подробностях расписывал, чем будет заниматься, прибыв в университет, что Таню это до безумия утомляло. Но она не уставала любоваться звездами в его синих глазах, поэтому была готова часы напролет сидеть рядом с Нейтаном и поддерживать диалог на любую интересующую его тему.
Немного задевало то, что в планах парня она отсутствовала, что про будущее с ней Нейтан даже не заикался. Он по-прежнему оставался внимательным, добрым, заботливым – ровно таким же, как и пару месяцев назад. А ей уже хотелось большего – раствориться в Нейтане, подарить ему все-все и даже больше. Потому что он вернул Тане этот мир, это солнце, папу, любовь к собакам – все.
Однажды в начале апреля в семье Макфарланов случилось несчастье − у Александры обнаружили острый лейкоз. Нейтан продолжал исправно приходить на свидания с Таней, но в его глазах вместо звезд зияла черная дыра, похожая на ту, что некогда высасывала жизнь из отца Тани. Девушка старалась заглушать его боль и говорила о будущем, а Нейтан, как будто нарочно перебивая ее, постоянно возвращался к прошлому.
Александра ушла очень быстро, и отчаяние Нейтана только углубилось. Таня не смогла придумать ничего лучшего, чем попробовать исцелить парня собой, отдав ему всю себя без остатка. Пусть у нее не случилось обещанного девчоночьими сплетнями восторга, полета и сказки, зато Нейтан вновь стал улыбаться. Криво, одной половиной лица, как печальный мим, но за неимением лучшего Таню и это устраивало.
В день выпускного Нейтана она была с ним. Старшие Макфарланы и какой-то невероятно осиротевший, полупрозрачный Дилан приняли её доброжелательно, разговаривали абсолютно на равных. Таня даже решила, что что-то могло измениться в их отношении к ней. Пока Дилан не проговорился, что Нейтан поступил в Гарвард, и они переезжают туда всей семьей, что уже купили дом – чтобы сменить обстановку, чтобы сбежать от тяжёлых воспоминаний. А Нейтан даже не удосужился поведать Тане о таких важных переменах.
‒ Ты не сомневайся, ‒ шептала в последний раз Таня. – У тебя впереди блестящее будущее.
‒ Да, ‒ соглашался Нейтан. – Я буду тебе писать. И звонить, ‒ обещал он, но ей казалось, без особого пыла.
‒ Не стоит, ‒ отвечала девушка и кусала губы, чтобы не расплакаться. Чтобы не признаться в самой главной тайне, которая зародилась и уже жила у нее под сердцем.
Таня проснулась в слезах, которых так и не случилось в тот самый день. Все они пролились потом, в гордом и убивающем ее одиночестве. Хорошо, что поначалу с деньгами помогал отец, но и его быстро не стало – инфаркт унес его раньше времени, едва Таня успела окончить школу. А больше некому было её поддержать. Так и крутилась сама.
Рассчитывать на хорошего парня, который примет её, восемнадцатилетнюю, но уже с подросшим ребёнком на руках, тоже не следовало. А всех, кто оказывался рядом, Таня придирчиво отшивала. Слишком далеко им было до Нейтана. Хотя Таня и не искала похожего, наоборот – от таких, как он, бежала, словно от огня.
