Мать скромно кивнула. Но потом, видно, не выдержала:
‒ А как у тебя дела? ‒ осведомилась вроде бы чисто формально, в ответ на интерес дочери, но тут же прокололась, поспешно добавив: ‒ В школе.
‒ Нормально, ‒ доложила Эмберли и не стала дожидаться новых вопросов. ‒ К твоему хвалёному психотерапевту я тоже сходила.
От снисходительных слов «твоему хвалёному» мать сразу напряглась, а ещё и заметно разволновалась.
‒ И?
‒ Он, и правда, ничего, ‒ Эмберли постаралась не выдать себя. ‒ Не то, что наша мисс Хетчет. Можно нормально поговорить.
‒ Он тебе понравился? ‒ Таня спросила с такой интонацией, словно от ответа дочери зависела, если не её жизнь, то душевное состояние точно.
И к чему такие страсти?
‒ Я же сказала, «он ничего», ‒ Эмберли качнула головой, поджала губы. ‒ Вполне. ‒ И, чтобы успокоить мать, даже добавила: ‒ Вообще, довольно приятный.
Она уже направлялась к лестнице, намереваясь подняться к себе в комнату, когда Таня её окликнула:
‒ Эм!
Она развернулась.
‒ Что?
‒ Эм, ‒ повторила мать.
Эмберли ждала продолжения, но та молчала. Только смотрела как-то странно, и выражения на её лице стремительно менялись от решительного к растерянному.
‒ Ну что, ма?
Таня стиснула зубы, потом сглотнула и выдохнула:
‒ Знаешь, Эм. Этот Макфарлан, психотерапевт… Нейтан…
Она что, собралась перечислить все его характеристики? Учёную степень и цвет глаз, потом ещё марку машины?
‒ Это он. Он ‒ твой отец.
28
Эмберли
Сообщив столь грандиозную новость, мать не придумала ничего лучшего, кроме как, виновато пробормотав «Ой! Мне уже пора!», поспешно смыться в неизвестном направлении. В каком там богатеньком доме она будет работать всю ночь, Таня уточнить не удосужилась, а позвонить ей за неимением телефона Эмберли не могла. Хотя очень хотелось: позвонить и высказать! Много чего! Но пока в голове, сшибая друг друга, метались бесконечные: «Чёрт! Чёрт! Чёрт!»
‒ Чёрт! ‒ последнее Эмберли выкрикнула уже на весь дом. А потом простонала: ‒ О, бо-же.
Это ж получается, что она практически исповедалась перед ОТЦОМ, но отнюдь не святым, а самым простым, её собственным. Выложила ему то, что никому другому никогда не рассказывала. А мать… ааааа!
Мать, конечно, да. Как всегда – исподтишка. Не думая о последствиях. Вообще ни о чём не думая! И как она могла хорошо учиться в школе, если у неё мозги набекрень, если она, не включая их, предпочитает действовать чисто на эмоциях?
А Макфарлан? Он тоже был в курсе, потому и рассматривал с неподдельным интересом, усиленно старался впечатлить и понравиться. Ему-то Таня наверняка всё рассказала. В присутствии приятного ей мужчины она сразу превращалась в половую тряпку и соглашалась на всё. А Эмберли, как всегда, досталась роль пешки или подопытного кролика, с которым никто никогда не считался.
Но больше у них такой номер не пройдёт: ни у Тани, ни у вновь обретённого папочки. Да и с таким раскладом вероятность того, что он может оказаться разработчиком игры, еще больше. Быть может, он давно мечтал познакомиться с родной доченькой, размышлял, что да как – вот и подсадил на крючок, как форель. Черт!
Достав из холодильника бутылку, Эмберли плеснула в стакан молоко, сделала большой глоток. Его прохлада приятно смягчила разгорячённое нутро, но тут кто-то начал трезвонить в дверь, продолжая давить и давить на кнопку звонка.
В голове возникла безумная мысль: а вдруг это сам Макфарлан нагрянул? Спешит и дальше налаживать контакт, собирается объясняться, почему его не было рядом все эти годы, раскаиваться и убеждать, как он искренне сожалеет.
Не удалось всё высказать мамочке? Так Эмберли сейчас выскажет ему!
Но это оказался не горе-папаша. Шелдон.
Уже под градусом, придурок. Или он специально принял, чтобы чувствовать себя смелее?
‒ Где Таня? ‒ заорал и попытался сунуться в дверь.
Хорошо, что Эмберли не стала распахивать её широко, чуть-чуть приоткрыла, да ещё и сдержала ногой.
‒ Она на работе.
‒ Врёшь, ‒ он опять попытался протиснуться, налёг на дверь.
Но и Эмберли упёрлась изо всех сил и на словах попыталась убедить:
‒ Ты же знаешь, что в это время она почти всегда на работе.
Как ни странно, подействовало.
Шелдон вдруг изменился, выдохнул презрительно:
‒ Тогда и хрен с ней. Даже если нашла кого другого, ‒ заключил он и противно улыбнулся. ‒ Кому нужна драная кошка, когда поблизости молоденькая цыпочка имеется. Да, детка? Мы с тобой неплохо покувыркаемся. А раз ты дома одна, никто нам не помешает.
Урод!
Эмберли с силой налегла на дверь. Увлёкшись сладкими речами, Шелдон, похоже, расслабился, перестал напирать, и та захлопнулась достаточно легко. Язычок замка громко цокнул, войдя в паз. Эмберли повернула защёлку и облегчённо выдохнула.
Опять раздалась трель звонка, потом к ней присоединился стук в дверь. Шелдон долбил рукой, а, может, и ногой и что-то орал в щель, прижимаясь лицом к косяку.
Ну и пусть надрывает глотку! Пусть порвет ее в клочья! Поперхнется, заткнётся и уйдёт.
Так и есть. Его хватило минут на пять, а потом установилась привычная тишина. Эмберли осторожно выглянула в окно, прячась за шторкой, и увидела, как Шелдон нетвёрдой походкой шлёпает по дорожке прочь от дома, и второй раз выдохнула с облегчением. Потом взбежала по лестнице, зашла в свою комнату, заперла и её, на всякий случай.
Книги, выданные Макфарланом, валялись на кровати. Эмберли брезгливо ухватила их за уголки, зашвырнула подальше и завалилась сама. Нет, сегодня она не в состоянии что-либо делать, даже думать толком не получается. Мысли скачут безумными белками. Слишком много эмоций. Слишком.
Может, опять принять мамашино успокоительное? Но как-то слишком часто в последнее время Эмберли прибегает к его помощи. Не подсесть бы. Тогда к её и так незавидному диагнозу прибавится зависимость от лекарственных препаратов. И тут уж никакой психотерапевт ‒ ха-ха-ха! ‒ не поможет, только лечебница.
За окном становилось всё темнее, и, кажется, Эмберли задремала, потому что дальше всё случилось слишком неожиданно и резко.
Подскочить с кровати Эмберли заставил странный звук. Какой? Она наверняка не разобрала из-за того, что спала, иначе бы сразу определила и поняла. Хотя какая разница? Ничего бы принципиально не поменялось.
