Допустим, он поверил. Хотя, почему не поверить? Дочь всегда говорила правду, считала это своим особым достоинством, крутой фишкой. А когда вернулась, и в кои-то веки ужинали вдвоём, поинтересовалась деловито:
– А я уже могу деньги с того счёта тратить?
– С какого? – Марат озадаченно нахмурился.
– Ну, мы же ту старую квартиру сдаём, а все деньги за неё, ты говорил, на счёт кладёшь, – ещё с большей деловитостью напомнила Алина. – И что он исключительно мой.
– Да, кладу. Да, твой, – подтвердил Марат, и дочь тут же вывела:
– Так я могу им пользоваться?
Неужели следовало ожидать новый подвох?
– Зачем тебе?
– Хочу машину купить, – пояснила Алина. – На какую хватит.
– Машину? – с сомнением повторил Марат. Не первый раз она о подобном заговаривала, но обычно дальше мечтаний и общих рассуждений не заходила. А тут и деньги нашла, где взять, чтобы напрямую у него не просить. – Ты хоть на права сдай. Сначала инструктору, потом мне. Тогда и про машину поговорим.
– Ясно, – разочарованно выдохнула Алина. – Главное, чтобы тебя всё устроило?
– И что в этом плохого?
Дочь замотала головой, типа «ничего». А у самой брови подняты, губы поджаты – изобразила вынужденное смирение, смешанное с праведным негодованием: «Я, конечно, соглашусь, но исключительно потому, что прекрасно понимаю свою зависимость. А иначе бы…»
Интересно, он в её возрасте, точнее, чуть помладше, такой же занозой был? Тогда понятно, отчего с родителями фигово складывалось. Какое же терпение надо адское. Чтобы не сорваться, чтобы справиться с желанием будто маленькую поставить деточку в угол, выделив время подумать над своим поведением и, как следствие, перестать выделываться и выносить мозг. Потому что… да-да-да, никто она ещё сама по себе: без папочки, без его денег, без поддержки, без…
Марат одёрнул себя мысленно. Кажется, и его не туда понесло. Не повторить бы того, что случилось уже когда-то давно, с единственным различием – роль у него теперь другая. Но он до сих пор прекрасно помнил и свои слова, и отцовские.
«Ничего мне от тебя не надо. – Так, может, прямо сейчас и отвалишь? Раз такой самостоятельный. – Ну и отвалю. Прямо сейчас. Как скажешь».
Лучше уж поменять тему.
– Кстати. Давай ту квартиру продадим и купим что-нибудь поприличней?
Алина сделала равнодушное лицо, выдала безучастно:
– Да делай, что хочешь.
И Марат разозлился.
– Какая разница, как я хочу? Это же твоя квартира.
А она надулась.
– Ну да. Точно, – произнесла с такими снисходительно-понимающими интонациями, будто считала – нет! – уверена была, он ведь не из благих побуждений предложил, не ради её удобства, а грехи свои перед ней замаливал. Она потому и про машину именно сейчас заговорила, сделала ставку на его чувство вины.
А зря. Просчиталась.
Нет её, вины. И грехов нет. Достаточно с него – каяться. Он вроде как искупил уже, со всеми согласившись. А ведь никто даже не поинтересовался, ему-то каково, что он чувствует, что хочет. Каждая творила, что для себя считала нужным, и только его мнение, его желания посчитали несущественными.
Лерка сбежала, а ведь обещала дождаться, и теперь пряталась, неизвестно где, Женя потребовала не вмешиваться, Алинка выкаблучивалась, считая себя смертельно обиженной, а он почему-то оказался обязанным безоговорочно принять происходящее и смириться.
Он принял, и что? Теперь-то все счастливы и довольны? Да вроде бы не слишком. Так в чём был смысл?
Ещё и не работе, как назло, начались обострения у неадекватов. Стоило заявиться в офис, Паша припёрся в кабинет, плюхнулся в кресло, пожаловался, претендуя на сочувствие и понимание:
– Опять Биланенко мерещится, что мы его обманываем. Цены втихую завышаем.
Марат хмыкнул, упёрся руками в стол, не раздумывая, предложил простой выход:
– Ну и пошли его на хрен. Не нравится, пусть сам достраивает. – И даже воодушевился. – Или, давай, я пошлю, если ты стесняешься.
Паша уставился внимательно, будто только что увидел.
– Агишев, тебе нужно на ком-то злость сорвать? Что вообще с тобой в последнее время происходит?
– Ничего, – убеждённо заверил его Марат. – Всё как обычно.
– Да в том-то и дело, что не как обычно. Бросаешься на всех, волком смотришь.
– Задолбали просто. Эти все.
Паша наклонил голову, с нарочитым пониманием глянул исподлобья.
– И я тоже?
Марат досадливо прищёлкнул языком.
– Ну давай, давай передёргивай. А потом спрашивай, отчего я смотрю как волк.
Друг откинулся на спинку кресла, запрокинул голову, закатил глаза к потолку, вздохнул, произнёс мечтательно прямо туда, вверх:
– А давай-ка, после всех дел, вечерком, завалимся куда-нибудь. Расслабимся, выпьем. Тут же рядом ресторанчик есть – и ехать никуда не надо. Дотопаем пешочком. – И снова вопросительно уставился на Марата: – Ну, что скажешь?
Надеялся, что тот напьётся и удастся раскрутить его на исповедь? Да сейчас.
Но в ресторан они всё-таки завалились, утроились у барной стойки, чтобы каждый раз, когда понадобится, не дожидаться официанта. И Марат действительно напился, а вот с исповедью не прокатило.
Хотя говорил он много, например, про ту самую ответственность, долго и увлечённо рассуждал на тему отцов и детей, и что с пацанами гораздо проще, а вот с девками… Так что Паше невероятно повезло, и ему Марата ни фига не понять, и пусть даже не примазывается. И вообще, на сыновей у него жена есть, а сам он только так, чисто для проформы, и потому живёт, настоящих бед не ведая.
Паша хмыкнул и, будто дразня и подначивая, поинтересовался:
– Тогда сам-то до сих пор почему не женился?
Вопрос застал Марата врасплох, он даже заткнулся на какое-то время, переваривая его и соображая, как бы достойно ответить, а потом просто махнул рукой и выдал короткое, категоричное и непечатное.
Что было дальше, он представлял смутно или, скорее, фрагментарно: что-то бесследно испарилось из памяти, что-то отпечаталось в ней основательно и почти чётко. Например, Марат точно знал, что домой Паша вёз его на такси, хотя саму дорогу не помнил. Что, когда приехали, выбраться из машины почему-то оказалось достаточно сложно, а тащиться пешком от калитки до крыльца – ещё сложнее. Но Паша как верный друг не бросил, довёл до дверей.
Следующие несколько минут, но, возможно, и не минут, словно заволокло непроглядным густым туманом, который растаял только от требовательной просьбы:
– Ключи от машины дай! Найду кого-нибудь, подгонит. Или – нафиг! Пусть там и стоит. А то ведь с тебя, Агишев, станется – куда-нибудь намылишься, полезешь за руль.
