– Внешность описывай.
– Кого? Хмыря с сеткой?
– Не нужен мне хмырь с сеткой, – заявил Осокин. – Он в морге, на него можно и так посмотреть. Капитана описывай, да только баки мне не вколачивай.
Леха зажмурился, затаил дыхание. Он извлекал из своей неокрепшей детской памяти образ человека, напугавшего его. В этом субъекте не было ничего необычного кроме неприятного взгляда и слишком уж ласковой улыбки, леденящей кровь. Ростом чуть выше среднего, осанистый, русоволосый, лицо немного удлиненное, гладко выбритое и какое-то незапоминающееся. Внимание привлекают глаза, а остальное вылетает из памяти.
Леха был настолько испуган, что искренне хотел помочь, но ничего нового так и не сказал. Он выполнил поручение, отбарабанил хмырю с авоськой то, что должен был. Тот выслушал мальчишку и сказал, что спички не его. Лехе показалось, что он слегка испугался, как-то замешкался.
Тут еще мужик со своей тележкой. Он пер как танк, закатив глаза.
Леху отнесло куда-то вбок, но он заметил, что капитан, одаривший его рублем, первым шагнул в переулок. Следом за ним двинулся этот хмырь с авоськой.
«Выходит, он же и убил, – размышлял Осокин. – Разделение труда в этом деле не прослеживается. Окажись посторонние тогда в переулке, этот гад уж как-нибудь выкрутился бы, увел бы Острового подальше, зубы заговорил, свои, как-никак, люди. Убил бы потом, в другом месте. Но в переулке было пусто. Очень удобный момент.
Ниточка была слабая. Капитан, конечно, ряженый. Вряд ли он имеет отношение к Красной армии. Сейчас в форме, через час окажется в штатском и будет выглядеть совсем иначе. Ведь первое, что бросается в глаза, – именно форма».
– Ладно, ступай с богом, Леха Павлушкин. И мой тебе добрый совет. Завязывай с этой жизнью. В школу ходи, учись нормально, мамке помогай по хозяйству. Закончится война, чтобы нормальным человеком стал. Помни, секретные органы с этого дня будут пристально за тобой следить. Если что вспомнишь или по другой причине надо будет, приходи на Центральную, двадцать четыре. Спросишь капитана Осокина.
Мальчишка удалился как-то боком, забыл, что шел в другую сторону, не спускал с капитана глаз. А вдруг передумает или в спину пальнет?! Потом он развернулся и припустил к повороту.
А навстречу шел Луговой, получивший приказ найти и изловить Леху. Михаил оторопел, глаза его чуть не вывалились из орбит. С торжествующим воплем он бросился на пацана и схватил его за шиворот. Своего командира Луговой еще не заметил.
Пацан мучительно завыл, задергался. Что, опять?! Михаил треснул по многострадальному затылку. Леха извернулся и врезал ему пяткой по ступне. Луговой взревел, стал вытрясать пыль из отрока и только сейчас обнаружил командира, который как-то странно вздрагивал и держался за живот.
– Товарищ лейтенант, оставьте его, пусть идет! Мы уже поговорили! – заявил он.
Луговой захлопал глазами и неохотно отпустил добычу. Леха воспользовался моментом, вторично двинул ему по ноге и кинулся за угол. На лейтенанта было больно смотреть. Лицо его пошло пятнами, он чуть «ТТ» не разрядил в спину мальчишки!
Осокин досадливо сплюнул. Нерасторопность подчиненных подчас бесила его. Мало того, что валенки, так еще и все на одну ногу.
Глава 4
– Начнем с того, товарищи офицеры, что поздравить вас не с чем, – начал Иван, собрав группу вблизи базарной площади. – Достижения скромные, да и к тем вы имеете лишь опосредованное отношение. Через три часа собираемся в отделе. Моргунов, опять идешь на улицу Прибрежную, опрашиваешь людей. Убийца не мог раствориться бесследно. Луговой, Еременко, вернуться на улицу Баумана, опросить соседей. Не думаю, что Кошелев возвращался туда, но всякое возможно. Потом идете в контору потребсоюза, где он работал, опрашиваете коллег. Привычки, друзья, знакомые. Подозрительных задерживать и доставлять в отдел. Не будет результата, начнем разработку Гусинского и Гладыша. Эти двое хоть и не на первых ролях, но тоже могут что-то знать.
– А вы чем займетесь, товарищ капитан? – полюбопытствовал Луговой.
– А я должен отчитываться перед тобой? Марш работать!
Странные мысли шевелились под темечком капитана контрразведки СМЕРШ. Он снова вошел в переулок со стороны базарной площади, медленно двинулся вниз, прижимаясь к облупленному фундаменту.
Тело увезли, оцепление сняли. Осталось кровавое пятно на ущербной брусчатке. Прохожие обходили его, поглядывали с опаской. Их в переулке было немного.
Мысль у Осокина возникла действительно странная. А ведь убийца мог и в самом деле не выходить из переулка.
Иван еще раз осмотрелся. Справа каменный забор, за ним впритирку два здания, построенные почти без просвета. Сюда убийца вряд ли подался. Ограда высокая, фасады выходят на базарную площадь.
Слева тоже каменный забор метра под два с половиной. Из-под него пробивалась чахлая растительность. Там валялся всякий мусор.
Жилые дома тоже упирались в него, но на одном участке расступались. Над гребнем ограды, обвитым ворохами дикого винограда, высились кроны деревьев. Крохотный садик виднелся на той стороне.
Наверх по переулку хромал пожилой мужчина в полувоенном френче. Постукивала трость. Зрение у товарища было неважное, он носил очки в толстой оправе.
Иван дождался, пока этот человек пройдет, перешел на другую сторону. Кровавое пятно уже подсохло, перешагнуть его труда не составило. Хромой гражданин удалялся прочь. Других людей в переулке не было.
Осокин опустился на корточки, осмотрел узкую полосу земли между брусчаткой и забором, поднялся, сместился правее. Его мысль работала в правильном направлении! На глине между высохшими кустиками отпечаталась подошва сапога. В полуметре виднелся еще один след. Человек расставил ноги перед прыжком.
Милиция при осмотре не заметила или значения не придала. Но для того и существует контрразведка, чтобы видеть то, чего никто не замечает.
В отпечатках не было ничего примечательного. Средний размер, типовой рисунок. Носки вдавились сильнее, чем подошвы – нормальное дело при прыжке.
Переулок был пуст. Высказать свое удивление тем, что произошло дальше, оказалось некому.
Иван подпрыгнул, зацепился за гребень, подтянулся, со второй попытки забросил ногу. Упражнение оказалось непростым. Такое не каждый осилит.
Он свалился в колючий куст и мысленно похвалил себя за то, что не надел форму. Чертыхаясь, отряхивая налипшую листву, капитан выбрался на тропку между яблонями и оказался во дворике, где стояла покосившаяся беседка. За ней дощатое крыльцо, открытая веранда кирпично-деревянного двухэтажного дома.
– Опять?! Что же ты делаешь, басурман проклятый?!
Со ступеней скатилась возмущенная женщина в фартуке. Она размахивала поварешкой. Из открытого окна доносился галдеж в исполнении нескольких дам. Там расположилась, по-видимому, группа поддержки.
