За неуютным садиком располагался морг. Это почтенное заведение никогда не пустовало. Полчаса назад Иван его покинул, не мог смотреть на мертвые лица своих офицеров. В душе его поселилась пустота, росла как снежный ком.
Уже стемнело. Лекарь опять прогнал его из операционной. Ходят тут всякие, мешают работать! Он выбросил папиросу в урну, побрел на второй этаж. Болели ребра, трещала голова, но это были мелочи, о которых ему даже думать не хотелось. По коридору бегали люди в белых халатах, стучали каталки. Две санитарки под руки провели бледного мужчину на подгибающихся ногах. Еще одна терла шваброй пол, размазывала грязь.
К Осокину подошел невысокий грузный мужчина в белом халате. У него была круглая голова с остатками седой растительности, запавшие глаза, обведенные синью и сеткой морщин.
Иван поднялся, екнуло сердце. Этого человека он видел в операционной. Доктор кого-то резал, общался с медсестрами тихим интеллигентным голосом. Но мог и сорваться, если те делали что-то не так.
– Вы Осокин? – спросил он, поднимая грустные глаза.
– Да, капитан Осокин. Иван Сергеевич меня зовут.
– Очень приятно. Светин Дмитрий Владимирович, ведущий хирург городской больницы номер один.
Доктор безмерно устал, опустился на лавку, дал отдых ногам. Иван помедлил, сел рядом. Сердце его упало. Случись хорошие новости, врач озвучил бы их немедленно.
– Порадовать мне вас нечем, Иван Сергеевич, – сказал он. – Пациент по фамилии Луговой скончался, не приходя в сознание. Мне очень жаль. Пули повредили кишечник, желудок, развился сильный сепсис, невзирая на то, что ему своевременно сделали перевязку. Поймите, при таких ранениях человека следует немедленно доставлять в госпиталь. Только в этом случае он имеет небольшие шансы. В данном же случае с момента ранения до укладки на операционный стол прошло не менее полутора часов. Понимаю, что это произошло по независящим от вас причинам, но, увы, это так. Мы были бессильны. Инородные тела из организма удалили, живот зашили, но пациент тем не менее скончался.
Пустота заглатывала капитана. Надежда и без того была слабой, но ему очень хотелось верить в лучшее. Луговой находился в сознании, когда его привезли в госпиталь, потом начал отключаться, но какое-то время узнавал командира, понимал, где находится. Затем его сознание угасло, но пульс еще бился.
– Вы не виноваты, – зачем-то сказал Светин. – Никто не виноват, только война проклятая. С вашего позволения, Иван Сергеевич, продолжу неприятные известия. – Доктор смущенно кашлянул. – Женщину, которую привезли вместе с Луговым, тоже не удалось спасти. В данном случае даже непонятно, на что вы надеялись. У нее была критическая кровопотеря. Жгуты, наложенные в полевых условиях, особо не помогли, лишь продлили ненадолго ее существование. При ней не было документов. Кто она вам, Иван Сергеевич? Близкий человек? Она не офицер, хотя и была в военной форме.
Заключительный удар он вынес. Хуже все равно некуда. Но разговаривать ему не хотелось, организм погружался в какое-то анабиоз.
– Простите, что?.. Нет, Дмитрий Владимирович, близких отношений с этой особой я не поддерживал. Она являлась фигурантом дела, которым мы занимаемся.
– Понимаю, капитан. Хотя, если честно, не совсем, да меня это и не касается. – Доктор вяло улыбнулся. – Мы практически каждый день сталкиваемся со смертью, она повсюду, это входит в привычку. Ты уже плохо осознаешь, что однажды можешь оказаться на месте этих людей. Понимаю, это слабое утешение, но мы и в этом случае не могли ничего сделать, уж поверьте. Моей квалификации хватает, чтобы вытаскивать людей с того света. Я часто этим занимаюсь, но в данном конкретном случае был бессилен.
– К вам никаких претензий, доктор. Знаю, что вы делаете все возможное. – Рука Ивана машинально потянулась к карману, выудила папиросы.
– Простите, – смущенно пробормотал Светин. – Мы стараемся не курить там, где проводятся операции. Впрочем, какая разница? – Доктор вздохнул. – Курите, Иван Сергеевич, считайте, что я ничего не говорил. На фоне всех прочих зол это меньшее, тем более в коридоре неплохая вентиляция. Буду благодарен, если вы и мне выделите папироску.
– Да, конечно, угощайтесь. – Капитан вытряс из пачки еще одну папиросу, чиркнул зажигалкой, перехватил укоризненный взгляд медсестры, проходящей мимо.
– Благодарю покорно. – Светин с наслаждением затянулся, откинул голову. – Служите при штабе дивизии, Иван Сергеевич?
– Главное управление контрразведки.
Доктор закашлялся, махнул рукой.
– Простите, не в то горло пошел этот проклятый дым.
– Все в порядке. Вам нечего беспокоиться, мы понимаем, что люди здесь работают на износ, делают невозможное. Вы же не военный человек?
– Вы правы. В армию не прохожу ни по каким критериям – ни по возрасту, ни по состоянию здоровья. Иногда жалею об этом, но что поделаешь. В окопах от таких людей, как я, мало толку. После Гражданской войны окончил медицинский институт в Орле, в Свиров переехал в начале тридцатых. С тех пор обитаю здесь, прирос к этому городку, который, между нами говоря, совсем неплох. Здесь есть интеллигенция, хорошая природа, неплохая архитектура в центре. Сейчас, разумеется, не до этого, но я убежден, что немцев в город не пустят, и когда-нибудь все вернется. Вас удивляет, что в военном госпитале трудятся гражданские специалисты? Ничего удивительного, зачастую у штатских врачей и опыта больше, и знаний. Военный комендант товарищ Вишневский это прекрасно понимает. Пару месяцев назад я собирался уйти от всего этого, резко сократить практику. Здоровье уже не то, зрение подводит, пальцы зачастую плохо слушаются, судорога сводит. Хотел оставить себе только консультации. Так подполковник медицинской службы товарищ Ларин лично домой ко мне приехал, уговаривал, даже угрожал, словно я саботажник какой-то. Впоследствии извинился, совал коньяк по старой гражданской привычке.
– У вас здесь семья?
– Была когда-то. – Доктор помрачнел. – Сын Виктор погиб под Москвой в ноябре сорок первого, когда немцы полевой госпиталь разбомбили. Он по моим стопам пошел, решил военной медицине себя посвятить, да, к сожалению, это долго не продлилось. Супруга умерла через два месяца, не выдержало сердце. Теперь ухаживаю за ее сестрой, перевез к себе на квартиру. У Татьяны ампутирована нога и обширный склероз.
– Простите.
– Ничего. Над каждой семьей война потрудилась. Кому-то больше досталось, кому-то меньше. Время лечит, как говорится. Надо жить, работать. А работа, я вам скажу, лекарь не хуже времени. – Дмитрий Владимирович сухо улыбнулся. – Порой такая нагрузка, что о себе даже не вспоминаешь, твои несчастья блекнут перед чужими бедами. Начисто забываешь о чем-то думать, сокрушаться, переживать. Так что и вам, Иван Сергеевич, рекомендую этого лекаря – работу. Хотя о чем это я? Тоже, наверное, без передышки пашете. У вас теперь будут неприятности?
– Поживем – увидим. – Осокин поднялся, протянул руку. – Пойду, пора. Большое спасибо, Дмитрий Владимирович, что не остались равнодушными, сделали все, что смогли.
