Георгий Иванович Шаталов был знаковой персоной в маленьком городе, где его все знали. Он много лет руководил ЦПКО, а это весьма беспокойное хозяйство.
В его доме постоянно собирались известные городские личности – военные, работники партхозактива, представители творческой и технической интеллигенции, директора заводов. Сейчас люди тоже приходили, но уже значительно реже. Иных уж нет, а те далече.
Супруга Георгия Ивановича скончалась в тридцать восьмом году. Он весьма болезненно переживал утрату, справился, но больше ни с кем романтических отношений не заводил.
Родители Антонины погибли годом позднее. Они возвращались из Орла на служебной «эмке» – отец девушки руководил местной типографией – и не поделили дорогу с трактором, выезжающим на шоссе.
Дядя Жора предложил ей переехать к нему, а квартиру сдать в аренду. Антонина согласилась.
– Никто не знал тогда, что начнется война и все станет так ужасно, – тихо проговорила девушка. – Мы едва оправились от наших бед, а тут такое. Фашисты не дошли до Свирова и теперь уж точно не дойдут. Ведь правда же, Иван Сергеевич?
– Это даже не обсуждается, Антонина.
Иван машинально отметил еще одну вещь. Она ни словом не обмолвилась о посадочных кампаниях тридцатых годов, которые, конечно же, коснулись местных военных, партийных деятелей, руководителей предприятий, а также половины советской интеллигенции. В общем-то, это было нормально. О репрессиях все знали, но никто не говорил.
В подворотне мяукнула кошка, мелькнуло шустрое тельце, загремел мусорный бак. Девушка ойкнула, машинально прижалась к спутнику. Это было приятно Ивану. Впрочем, он тоже вздрогнул от пронзительного кошачьего вопля.
– Сегодня все не слава богу, – сказала Антонина. – Сердце чуть не выскочило. Вы не подумайте, такое и раньше случалось. Мне часто приходится задерживаться. Но как-то пробегала, не происходило ничего страшного, хотя истории рассказывают завораживающие.
– Да, остаточные явления преступности в нашей стране – это очень завораживает, – согласился Осокин. – Согласен провожать вас каждый день, Антонина, но, увы, характер службы не всегда это позволяет. Так что в следующий раз хорошо подумайте, прежде чем пуститься в рискованное предприятие. Ночуйте на работе. Там ведь есть телефон, чтобы предупредить дядю, да?
– Можно подумать, вы сами не знаете, как это происходит. Полагаешься на авось, ведь тут всего четыре квартала. Очень хочется поскорее попасть домой, зарыться в постель, сделать конвертик из одеяла. Вы местный, Иван, из Свирова? Ой, простите, я, наверное, прикоснулась к запретной теме. А мы скоро придем.
Чем ближе они подходили к дому, тем короче делали шаг. Инициатором этого торможения был вовсе не Осокин. Девушка рассказывала ему о своих подругах, работающих за соседними столами, о майоре Шинкареве, грузном, добродушном и беззлобном, в отличие от его непосредственного начальника товарища Вишневского, которого боится вся комендатура за тяжелый нрав.
– Вот и пришли, товарищ капитан, – сказала девушка и с сожалением вздохнула.
Хотя это могло только показаться Ивану.
Они стояли на улице Писарева, во дворе добротного трехэтажного дома. Во внутренний двор вела черная подворотня. Здание утопало в зелени тополей и кленов.
Квартал был густонаселенный. Практически рядом, через дорогу, находился вход в центральный парк, венчаемый подкрашенной каменной аркой.
– И здесь подворотня? – Осокин хмыкнул. – Пойдемте, Тоня, доведу вас до подъезда.
– Нет, на этот раз никаких подворотен, – возразила девушка. – Дядина квартира сбоку, на первом этаже. У нее отдельный вход. Дядя Жора получил ее десять лет назад. Он человек уважаемый, большой начальник.
Иван не понял, была ли ирония в ее словах. Но отвечать за солидное парковое хозяйство – занятие, вестимо, хлопотное.
В торцевой части здания имелось крыльцо с колоннами, серьезная дубовая дверь. В окнах слева и справа горел свет за шторами. Крыльцо отчасти освещалось.
– Неплохо, – оценил Осокин.
Девушка поколебалась и спросила:
– Не хотите зайти? Дядя Жора будет рад.
– Спасибо, Тоня, мне надо идти. До дома еще несколько кварталов топать, а утром вставать рано. Не стоит, правда. Вам тоже пора ложиться.
– Ну как хотите. – Девушка поднялась по ступеням, остановилась. – Всего вам доброго, Иван, еще раз большое спасибо за то, что спасли меня от такого ужаса. Надеюсь, после того, что вы сделали, преступников в городе станет меньше.
– На три единицы. – Иван улыбнулся. – Но до полной ликвидации криминала время еще есть. Впрочем, это дело милиции, а не таких, как я, добровольных помощников.
Девушка засмеялась.
С обратной стороны двери послышалась возня, со скрипом потащилась собачка, и створка открылась. На пороге возник пожилой мужчина в халате, представительный, седой, но какой-то взъерошенный. На носу у него висели очки в тяжелой оправе. Высокий лоб был испещрен морщинами. Мужчина моргал, глаза под стеклами растерянно бегали.
– Тонечка, ну наконец-то! Я так волновался. Слышу голоса, вроде пришла. Ты никогда так долго не задерживалась, а сейчас такое страшное время. Ты не одна? – Мужчина всмотрелся в Ивана. – Простите, я вас не знаю, товарищ военный. Вы знакомый моей племянницы?
– Да, Георгий Иванович, мы познакомились двадцать минут назад, при обстоятельствах, прямо скажем, не самых приятных. Впрочем, не стоит лишний раз поминать их. Все хорошо, что хорошо кончается. Мы с вами незнакомы, но я вас видел на митингах в парке. Да и в местном «Рабочем вестнике» ваше фото неоднократно появлялось.
– Этот человек меня спас, дядя Жора, – заявила Антонина. – Я поздно возвращалась с работы, ко мне пристали хулиганы.
– Какой ужас! – Шаталов схватился за сердце. – А что они хотели?
– Дядя Жора, не говорите глупостей, – сказала девушка. – Они хотели все. Как хорошо, что мимо проходил Иван Сергеевич!
– Я, пожалуй, пойду, – проговорил Осокин. – Время позднее, у всех дела. Спокойной ночи, товарищи, будьте предельно бдительны.
– А вот и нет, Иван Сергеевич, – произнес Шаталов. – Я не могу избавиться от чувства, что теперь мы перед вами в неоплатном долгу. Заходите, попьем чаю. Присоединитесь к нашему ужину. Я сегодня получил паек, в нем были замечательные куриные окорока. Я готовил их к приходу Антонины. Они уже остыли, но это дело поправимое. Заходите, молодые люди. Я и слышать ничего не хочу! – Шаталов распахнул дверь. – Полчаса ничего не решат. Это самое малое, что мы можем для вас сделать, Иван Сергеевич.
– Товарищ Осокин работает в контрразведке СМЕРШ, – зачем-то сказала девушка и потупила скромные глазки.
– И что с того? – спросил Шаталов.
Он ничуть не смутился и не растерялся. Словно каждый день к нему на огонек забегали контрразведчики.
