Выжившие диверсанты пересекли проселок, направились к лесу. Один из них прошел в каком-то метре от Осокина. Под его ногами чавкала грязь.
Очнулся Одинцов. Молодец парень! Заработал автомат, уже не «ППШ», а трофейный, немецкий.
Диверсанты опять забегали. Двое потащили к лесу субъекта в макинтоше, остальные отстали, попятились, огрызаясь огнем.
Осокин приподнял голову. Хорошо, что не провалился на дно этой мерзкой ямы. Немцы не видели, как оттуда вылетела граната, а когда она упала им под ноги, поздно было реагировать. Взрыв разметал тела, нашпиговал их осколками.
Иван выбрался из ямы, потряс головой, отплевался. Наелся какого-то дерьма!
За спиной у него закашлял лейтенант милиции.
– Это я, товарищ капитан, не стреляйте. – Он подбежал, свалил на землю автоматы, патронташи с запасными магазинами. – Вот, хватайте, пока подешевело, потом уже не будет. – У парня срывался голос. – Фу, какая гадость, ну и запашок от вас. Вы что, обделались?
– Сам ты обделался, Одинцов. – Хриплый смех рвался из груди Ивана. – Заберись в ту яму, я посмотрю, как ты будешь благоухать. – Он торопливо собирал оружие, цеплял на ремень патронташ.
– Закончим это дело, товарищ капитан? Их вроде немного осталось.
– Ладно, боец, пойдем, повоюем. Раздухарился ты что-то, смотри, не к добру это. Бей только по вспышкам, уяснил? «Крот» стрелять не будет.
Уцелевшие диверсанты с запозданием открыли огонь. Они доволокли свою ношу до опушки и схватились за автоматы.
Одинцов откатился за груду досок, оставшихся от амбара. Осокин лежал в неудобной позе, стрелял по вспышкам и услышал отдаленный вскрик. Похоже, он еще одного зацепил. Трясся кустарник, убегали выжившие враги.
К лесу офицеры подбирались с двух сторон, какими-то зигзагами, окольными путями. Чаща молчала. На опушке лежал мертвый солдат диверсионного подразделения.
В лес они вошли тоже с двух сторон. Кустарник был сломан, следы врагов отчетливо выделялись на земле. Одинцов куда-то отполз. Иван пристроился за деревом, прислушался и уловил отдаленный шум. Их уцелевшие противники спешили уйти. В том ли они состоянии, чтобы устраивать засады?
Иван перебежал вперед, пригнув голову, привалился к развесистой осине.
– Товарищ капитан, они уже далеко, а мы тут сидим, боимся выйти, – прошептал Одинцов.
– А чего ты тогда шепчешь?
– Да так, на всякий случай.
Знал ли выживший враг, что их всего двое? Или у страха глаза велики? Ждать дальше было невмоготу. Уйдут, потом ищи-свищи! Капитан включил фонарь, осветил землю под ногами, отыскал тропу, которую совсем недавно вытоптали немцы.
Дальше офицеры двигались по темноте. Черный лес встал стеной. Они кое-как протискивались между ветвями.
Очередь из тьмы прогремела неожиданно, как и всегда. Одинцов застонал, шумно повалился в какую-то яму. Паника забилась в голове Осокина. Он вскинул автомат, опустошил во тьму половину магазина.
Тут Иван словно почувствовал, что сейчас произойдет, попятился, рухнул на спину, заткнул уши. Рванула граната, выдрала из земли щуплое деревце. Осколки разлетелись по кругу, посыпалась листва.
Осокин задыхался от пороховой гари, куда-то полз, волоча за собой автомат, уткнулся в мягкое и податливое тело.
– Тихо, товарищ капитан, – послышался сдавленный шепот. – Это военная хитрость. Живой я, все в порядке. Давайте помолчим, хорошо?
Предложение было просто замечательное. Иван чуть не рассмеялся. Всыпать бы этому выдумщику сотню горячих! Оба затаили дыхание, подтащили к себе оружие.
Несколько минут все было тихо. Потом отломилась от дерева сухая ветка. Протяжно заскрипел лишайник под сапогом. Кто-то хотел приблизиться к ним, но не решался, тоже слушал. Всех троих раздирали противоречия. Одни проявляли выдержку, другой – благоразумие. Это был последний выживший солдат. Его противники, скорее всего, погибли. Он хотел в этом убедиться, но что-то останавливало. Стрелять по нему было рискованно. Не видно ни зги, вряд ли попадешь.
Диверсант стал медленно отступать, плавно переставлял ноги с носка на пятку. Вскоре он скрылся за деревьями, стало тихо.
– Мы погибли, товарищ капитан, – глухо прошептал Одинцов. – Нет нас больше, понимаете?
– Да иди ты лесом. Накаркаешь сейчас!
Бледный рассвет посеребрил кроны деревьев. Остались позади мучительные ночные часы. Проселочная дорога выбегала из леса, спускалась под горку. У подножия холма почти сливалось с антуражем пепелище, заросшее бурьяном. Хутор Веприно сгорел еще до войны. Уцелели несколько обугленных стен, часть сарая, покосившийся дымоход, венчаемый трубой.
Двое мужчин спускались по дороге к хутору. Их качало от усталости, они с трудом переставляли ноги. Солдат сутулился, прихрамывал. Порванные штаны висели лохмотьями. Автомат покоился на груди.
Мужчина в макинтоше двигался перед ним. Усталость тянула его к земле, подгибались ноги.
Осокин выполз на косогор, пристроил на кочке ствол автомата. Справа в кустах что-то мелькнуло и сразу пропало. Николай Одинцов, так и не сомкнувший за ночь глаз, двигался параллельным курсом. Целиться было непросто, подрагивали руки. Иван задержал дыхание и плавно нажал на спусковой крючок. Автомат выплюнул несколько пуль. Вся очередь кучно поразила цель. Солдат споткнулся, рухнул ничком. Обладатель макинтоша испуганно вскрикнул, выбросил портфель и побежал вниз.
Осокин снова нажал на спуск. Пули вспахали землю под ногами «крота». Тот упал, покатился, но ничего не сломал, быстро заработал всеми конечностями и провалился за обгорелую стену. Бежать ему было некуда. Эта стенка оказалась короткой.
Иван поднялся и двинулся вниз, сжимая в руке немецкий автомат. Из-за обугленной стены высунулся ствол «ТТ». Резидент дважды выстрелил. Осокину даже отклоняться не хотелось. Умением попадать в мишени этот субъект не отличался, однако следующий выстрел был точнее. Капитану пришлось присесть, уйти за дерево. Риск присутствовал, впрочем, умеренный. Иван переместился за соседнюю осину. Еще три пули пролетели мимо нее. В обойме у врага остались два патрона.
Иван присел на корточки. Резидент скорчился в неудобной позе за стенкой. Виднелась часть колена, фрагмент руки с пистолетом.
– Что дальше, Дмитрий Владимирович? Вы куда-то собрались? – спросил майор контрразведки СМЕРШ.
В ответ прогремел выстрел. У Ивана возникло желание прочистить ухо мизинцем.
– Дурные у вас наклонности, Дмитрий Владимирович. Сдаваться будете?
– Иван Сергеевич, вы начинаете меня раздражать, – проворчал доктор Светин, хирург городской больницы номер один, человек с большими связями, имеющий полезные знакомства в партийных, армейских и хозяйственных кругах, попутно резидент немецкой разведки с псевдонимом Циклоп.
– Мне кажется, я давно вас раздражаю, Дмитрий Владимирович. Вы находились в кинозале, подсели на минуту к Агапову во время сеанса, сунули ему записку с моим адресом и указанием ее сжечь. Лучше бы вы этого не делали. Уничтожить записку Агапов забыл. Такое с агентами его уровня случается крайне редко, однако мы столкнулись именно с этим. Задание он также не выполнил, умер сам, вместо того чтобы убить меня. В кинозале произошел неприятный инцидент. Борис Аркадьевич Навроцкий увидел вас в компании человека, посмертное фото которого я показал ему на следующий день. Поначалу вы не испытывали беспокойства, потом он, видимо, с вами связался. Вы же поддерживали отношения с Навроцким?
