Не то что бы Фео соскучилась или передумала и теперь желала вернуться. Нет, вовсе нет. Просто хотелось лишний раз заверить маму и папу: у неё всё в порядке. А ещё рассказать, что видела портал, и что завтра ‒ уже завтра! ‒ они отправляются в новый мир.
Вроде бы случилось. Фео больше не торчит дома под контролем родителей, не выслушивает вынужденно проповеди преподобного Евстихия, наполненные сожалениями о безвозвратно утерянном мире, не мучается от мыслей: зачем она вообще живёт на свете? какой в её существовании смысл?
Теперь она точно знает, что смысл есть. И особое предназначение. И даже возможность изменить реальность, сделать её лучше. Не каждому предоставляется подобный шанс, а Фео сумела вырвать его для себя, отвоевать у других, не менее его жаждущих. Добилась. Но почему-то прежняя уверенность пропала.
Может, потому что Фео, даже несмотря на то, что оказалась в числе избранных, больше не чувствует себя самой-самой. Достойной, натренированной, лучшей. Есть Иви с курсантской подготовкой Специального корпуса. Есть Самир. Пусть и невысокий, одинакового с Фео роста, но зато он гораздо крепче, выносливей и сильнее. Есть Наташа, которой даже не девятнадцать, а уже двадцать, и ещё она обладает неоспоримо полезными навыками, о которых у Фео крайне поверхностные познания. Наташа ‒ фельдшер с опытом работы.
А ещё есть Торий, невозмутимый и самоуверенный, попавший в команду без предварительного отбора. Уж явно не просто так.
Или она просто слишком волнуется? Ведь неизвестно, что ждёт впереди. Оттого и сомнения, и тревога, и растерянность. И желание увидеть родителей. Хочется с кем-нибудь поделиться своими переживаниями. А с кем?
Первой на глаза попалась Регина. Ну ещё бы? Такие объёмы трудно не заметить. И почему она тоже оказалась в команде «А»? Пусть уж лучше в «Б». Утомила её бесконечная суета и уродливые рыжие кудряшки. Фео проводила Регину взглядом и презрительно скривила губы.
Можно было бы поговорить с Наташей. Она нормальная, хотя и самая старшая в группе. Потому что от неумелого медика-новичка никакого толку, а она уже работала в больнице. Но Наташа направилась к двери, перекинув через плечо полотенце. Собралась в душ.
Лучше всего подошла бы Иви. Фео она нравилась больше остальных, несмотря на замкнутость и некоторую отстранённость. А, возможно, как раз из-за этого. Но той не было в комнате.
Фео вздохнула украдкой, чтобы никто не заметил, засунула планшет под подушку, поднялась с кровати, и тоже направилась к двери, но не входной, а балконной.
Шагнув через порог, Фео сразу обнаружила Иви. Так вот она где. Девушка сидела в пластиковом кресле возле перегородки.
Балкон был сплошной, тянулся вдоль всего фасада жилого корпуса, но ажурные металлические решётки делили его на отдельные секции. По длине комнат. Ближайшая решётка располагалась возле дверного проёма, а кресло стояло у дальней.
Иви не любовалась на открывающийся перед ней пейзаж, глаза у неё были опущены. На коленях лежал планшет, но и на него девушка вряд ли смотрела. Экран давно потух и сделался чёрным. Теперь в нём разве собственное отражение разглядывать, но Иви не такая, чтобы бесконечно собой любоваться. Хотя, возможно, она музыку слушала. Маленькие пуговки беспроводных наушников не разглядишь под волосами, а сейчас они у Иви не были, как обычно на тренировках, собраны в хвост, тёмно-русой волной лежали на плечах.
Заметив появление на балконе ещё кого-то, девушка повернула голову. Фео шагнула к ней, но сразу растерянно застыла, легко определив по взгляду, что Иви не хочет разговаривать, но и против её присутствия возражать не станет. И всё-таки Фео не решилась подойти, так и осталась там, где стояла, облокотилась о перила.
Из окон за спиной лилось тёплое жёлтое сияние, и балкон сейчас казался пограничьем, разделительной полосой между светом и тьмой. Потому как плотные вечерние сумерки заполнили весь остальной мир, выкрасили его в разные оттенки фиолетового.
Почти привычная картина ‒ напротив стена другого здания. Оно немного ниже, и крыша хорошо просматривается. Тоже привычно. Потом идут другие здания. Но вот, что воспринимается невероятным. Прямо перед глазами торчит верхушка дерева, настоящего высокого дерева, точно такого же, как те, что растут в лесу, и хорошо видно, как дрожат листья на лёгком ветру. А если глянуть вдаль, то там… там…
Фео, конечно, знала, но не очень-то верилось, что такое существует на самом деле, и что-то может быть выше домов. А ведь может. На самом деле, может.
Вдали, безжалостно ломая и без того неровную линию горизонта, поднималась ввысь вершина горы. Она была настолько высокой, что сумела поймать последние лучи уже закатившего солнца и потому чётко выделялась на фоне чернильного неба, словно огнём пылала ярко-оранжевым. Наверное, на её макушке лежал снег.
Такая же ожившая сказка, как недавно увиденный лес. И Фео не отрываясь смотрела, как догорает закат на самой вершине, как угасают последние искры уходящего дня.
А потом опять открылась балконная дверь. Но не из девичьей комнаты, из соседней. И появился Торий. Сквозь прутья перегородки скользнул взглядом по Фео, посмотрел через её плечо и, наверное, заметил Иви, но не выказал никакого интереса, не произнёс ни слова. Отвернулся равнодушно, подошёл к перилам и тоже облокотился, уставился вдаль.
Как будто он здесь один, и никого больше не существует.
Но Фео тоже не станет обращать на него внимания. Очень надо.
Она опять посмотрела на вершину, но закатный огонь погас, и та почти слилась с тёмным небом. И зрелище уже не захватывало, и, вообще, стало как-то беспокойно и немного зябко. Наверное, потому что волосы ещё влажные после душа, а тут прохладно, и ветерок. Фео натянула капюшон на голову, да так и не отпустила его края, поверх кулака, сжимающего ткань, осторожно глянула вправо.
Он ведь даже не красивый. У него резкие черты лица, которые тоже смотрятся вызывающе из-за ярких, чётких линий, красноречиво отображающих эмоции. А эмоции у Тория обычно одни: снисходительная ирония и высокомерное презрение. И взгляд цепкий, насмешливый. Неуютный. И вот чего Фео пялится на него как заворожённая?
Глупо же. И ничего подобного с ней никогда ещё не было. Парни её всегда мало интересовали, скорее даже раздражали. Потому что обычно вели себя как придурки: выдавали плоские пошлые шуточки, принимая их за верх остроумия, думали, что так могут сразить любую девушку наповал, и при каждом удобном случае норовили распустить руки. И Торий, наверняка, был точно таким же. Просто ещё и слишком много о себе воображал, считал, что круче остальных. Не снисходил.
Фео настолько погрузилась в собственные мысли, что на какое-то время просто выпала из реальности, ничего не замечала вокруг. А когда пришла в себя и снова прозрела, первое, что увидела ‒ нацеленные прямо на неё тёмные глаза. Торий с лёгкостью поймал её потаённый взгляд и, конечно же, сразу догадался, что она уже давно украдкой пялилась на него.
Щёки и уши заполыхали от нахлынувшего смущения, и стало даже немного страшно, словно Фео поймали за чем-то скверным, и сейчас ей непременно достанется. Она мгновенно отвернулась, попыталась ещё глубже натянуть капюшон, но стало только хуже. Теперь и ежу понятно, что она оробела, и что сама считает свои подглядывания глупыми и недостойными.
