‒ Мне всё равно. ‒ И наконец разобрался в происходящем. ‒ Ты что, напилась?
Иви ни капли не обижали ни его холодность, ни жёсткие фразы, ни возмущённые интонации. Она согласно кивнула.
‒ Ага. С Ларкой. Так… расслабились.
‒ Заметно, ‒ губы у Интарса скривились.
‒ Только ты не думай, будто всё, что я сейчас говорю, пьяный бред. Наоборот. Пьяные ‒ честные. У них врать и выдумывать не получается.
‒ Тогда иди и проспись.
Какой же он занудный. Ничто его не устраивает.
‒ Ну и фиг с тобой. Очень ты мне нужен.
Иви еле сдержалась, чтобы не показать Интарсу язык. Оттолкнула его, сбросила с плеч руки. И пошла. Только не к себе. Выскочила из комнаты и сразу зарулила в общую на блок ванную. Хотя не представляла, зачем.
Дальше она не особо помнила, знала со слов Интарса.
Тот какое-то время стоял в дверях и слышал, как зашумела вода. Плеснула пару раз, а потом ‒ бесконечный монотонный звук на одной ноте. Пять минут, десять, пятнадцать. Интарс хоть и вернулся в комнату, специально не закрыл дверь, чтобы заметить, как Иви уйдёт. А она по-прежнему торчала в ванной.
Что там делала? Топилась?
Он всё-таки не выдержал, отправился проверять. Постучал ‒ никакого ответной реакции. Тогда Интарс дёрнул за ручку. Дверь оказалась не заперта, а Иви не топилась и не мылась. Сидела на полу, устроив подбородок на ладонях, сложенных на краю ванны, и не отрываясь смотрела на тугую строю, бьющую из крана.
‒ Нашла себе занятие?
Иви не ответила. Интарс решил: надулась на него, вот теперь и игнорирует. Наклонился, посмотрел в лицо.
Глаза закрыты. Спит. Ведь по-настоящему спит. Ненормальная. Смешная. А пол кафельный, холодный.
Выключил воду, наклонился ещё ниже, подхватил Иви на руки.
Она проснулась вовремя. В сознании полная ясность. Сразу поняла, что с ней происходит, и ничуть не удивилась. Ощутила волнующие и столь значимые для неё тепло и силу, не просто ладонью или щекой, всем телом. Обхватила крепкую шею, потянулась, прикоснулась к ней губами. Сначала возле плеча, потом чуть выше.
Интарс замер.
Он всё-таки сказал, что любит её. Когда они лежали, тесно прижавшись друг другу, боясь отстраниться даже на миллиметр, и сердца бешено стучали, ещё не успев успокоиться, и дыхание судорожно прерывалось.
‒ Ви, я люблю тебя.
‒ Я тоже тебя люблю.
До сих пор.
Дурак самоуверенный. Сказали, вмешался, попытался отбить какого-то бедолагу, попавшего в лапы промышляющих по подземным этажам отморозков.
Зачем он полез в одиночку? Без оружия. Не мог что ли позвать подкрепление и тогда уже совершать подвиги? Зачем его вообще занесло на эти подземные уровни? Да ещё в курсантской форме. Для тамошних банд это как красная тряпка для быка.
Иви не пыталась вызнавать в подробностях, что произошло, и так прекрасно понимала. Её не пригласили на опознание. Точнее, её туда не пустили, хотя она рвалась. И гроб всё время оставался закрытым. Не просто так. Но прощаться с бездушным ящиком Иви не могла.
Когда церемония закончилась, Иви отогнала всех от себя, поклялась, что с ней всё более-менее в порядке, что ей очень надо побыть одной, и она пойдёт в свою комнату. Но в свою не пошла. В другую сторону по коридору. Оставалось несколько шагов до нужной двери, но Иви свернула, в ванную. На этот раз дверь она заперла, включила воду. Вот тут ноги и подкосились, слёзы хлынули из глаз. Сердце старалось вытолкнуть из себя боль, и всё тело содрогалось от его безумной пульсации.
Иви сидела на полу, раскачивалась из стороны в сторону, выкрикивала что-то нечленораздельное и рыдала. Долго-долго. Пока окончательно не лишилась сил. Тогда она заснула, свернувшись калачиком. Прямо там, на гладком кафеле.
Его глянцевая прохлада постепенно проникала в Иви, накапливалась, проступала наружу, прятала от мира под ледяной корочкой. Тот пробовал добраться до неё криками и грохотом, но выплавленный стужей невидимый кокон надёжно защищал, приглушал звуки, вымораживал мысли. Иви было нестерпимо холодно, а Интарсу, наверняка, слишком жарко в печи крематория.
Больше они не совпадали, не имели общего.
Тогда ‒ зачем всё? Лучше замерзать дальше, ничего не воспринимать, ничего не чувствовать. Вот если бы Интарс пришёл, согрел своим ласковым надёжным теплом. Но это был не он. Бесконечно звучало с надрывом: «Иви! Иви! Иви!», а он бы сказал: «Ви».
Чужие руки хватали, тянули вверх, пытались оторвать от пола.
‒ Иви! Нельзя же так! Поднимайся! Поднимайся немедленно!
***
‒ Ну вот! ‒ произнёс Марк расстроенно. ‒ Так и будем по очереди? Зря я всё это на тебя вывалил. Извини.
Иви отчаянно замотала головой, так что слезинки сорвались со щёк, разлетелись в разные стороны.
‒ Так лучше. Так легче. Не думай. Всё нормально.
Марк обхватил её, прислонил к своему плечу. Иви уткнулась в него носом.
Ну вот. Она старше, она сильнее, ей ничто не угрожает. Разве не она должна поддерживать и успокаивать? Но…
Так странно. Так невозможно. Пока не видишь. Если ещё и разум отключить, кажется, что рядом Интарс. Это его плечо. Это его рука. Это…
Самообман.
Иви вскинула голову.
Внешне у них тоже много общего. Светлые глаза, светлые волосы, обаятельная улыбка. Иви смотрела на Марка, искала в нём черты Интарса, а находило другое, что раньше не замечала. Признаки живущей внутри и медленно убивающей неизлечимой болезни: чрезмерную бледность, припухшие веки, тёмные круги под глазами.
‒ Как же тебя сюда взяли?
У них же во время отбора и медицинский осмотр был и всякие тесты на физические нагрузки и выносливость.
‒ По блату. У меня папа большой начальник. Он всё и устроил. И никто ведь из вас не догадался, что я… такой. Неплохо ещё держусь? Правда, это тоже не моя заслуга.
Марк вытащил из кармана на брюках плоский пузырёк, открыл крышку, вытряхнул на ладонь пару маленьких пластиковых капсул с лекарством, растворяющихся в желудке. Привычным движением забросил их в рот, легко проглотил без всякого запивания.
‒ У каждого своё в рюкзаке. И на сердце тоже.
Он торопливо поднялся, почти подскочил, протянул Иви руку.
‒ Вставай, пойдём. А то ещё кто-нибудь отправится на поиски.
Угадал. Навстречу попались Пак и Регина. Забавная поисковая экспедиция.
‒ Слушайте, у вас совесть есть? ‒ сходу набросилась Регина. ‒ Мы с ума сходим, а у них тут романтическая прогулка. Самое время.
