В конце концов его просто вырубило. В школе, на уроке. Заснул настолько крепко: ни на что не реагировал, никакими способами разбудить не могли.
Все перепугались, одноклассники, учителя. Но больше остальных родители. Решили: уже всё, вот оно, так быстро. Но Марк очухался, даже успокоился немного. Раз до сих пор не загнулся, может, тогда…
Надежда, она такая. Всегда найдёт щель, в которую сможет протиснуться, разрастётся, прикормит крохами предположений. Вдруг врачи ошибаются? Или в самое ближайшее время изобретут новые действенные лекарства, откроют надёжные методы. И самое идиотское в своей нелепости: в жизни ведь всё случается!
Так Марк и мечется до сих пор, от отчаяния к вере, от смирения к ненависти.
‒ Марик, представляешь, папе выделили дом в Зелёной зоне. Через недельку переедем.
Мама была искренне рада, улыбалась. Она не так часто улыбалась, и надо было порадоваться вместе с ней. А получилось наоборот. Улыбка показалась какой-то наигранной, поддельной, а повод ‒ дурацким.
‒ Зачем? ‒ в горле не пойми откуда возник острый распирающий комок, и злость накатила, бессмысленная и беспросветно чёрная. ‒ Чтобы я дожил последние дни в тишине и покое?
‒ Марик, ‒ испуганно прошептала мама, но его несло, не остановиться.
‒ Чтобы я не видел, как живут другие? Не завидовал и не расстраивался лишний раз?
А ведь иметь дом в Зелёной зоне для многих недостижимая мечта. Даже провести там выходные ‒ и то счастье. Только для Марка мир с недавнего времени стал даже не чёрно-белым, чёрно-серым, и нет в нём никаких других красок. Зелёной тоже.
‒ Мам, не надо. Не надо никуда переезжать. Я хочу здесь. Я хочу, как все. Как нормальный. Не надо меня изолировать.
‒ Господи, Марик! Ну что ты говоришь? ‒ в мамином голосе задрожали слёзы. ‒ Мы же не изолировать. Просто… такая возможность… она ведь не у каждой семьи есть.
Лучше бы мама не объясняла, лучше бы не смотрела виноватыми глазами. Сама бы на него наорала, поставила на место, чтобы он не смел так себя вести, чтобы помнил, как разговаривать с родителями. Марк бы заткнулся и, наверное, даже попросил бы прощения. А сейчас жалости не возникало. Её и так слишком много, и она бесит.
‒ И как я оттуда буду в школу ходить? Или да ‒ совсем забыл! Мне-то какой смысл ходить в школу? На тот свет и без аттестата принимают.
‒ Марик.
Марик, Марик, Марик. Имя на недолго. Смысл, которого скоро не будет.
Но ведь пока-то есть. Пока живой. Вот он и будет пока, как остальные. Со всеми, в стандартном небоскрёбе, пусть даже квартира элитная, пентхаус с отдельным кусочком крыши. Зато школа самая-самая обычная. И никто в ней не знает, что Марк неизлечимо болен, что он таблетки килограммами глотает, иначе бы свихнулся от боли. А так ‒ внешне ничем от остальных не отличается. Если особо не присматриваться. Его ещё и симпатичным считают. А то, что он на уроки физкультуры не ходит: у него же папа большая шишка, и тупо особым положением не воспользоваться, не выторговать себе привилегии, забить на не самый любимый предмет.
Физкультура проходила одновременно у двух параллельных классов. Толпа народу носилась по стадиону, а Марк, как обычно, сидел на самом верхнем ряду трибуны, наблюдал издалека. Ещё вроде как и свысока. Чтобы можно было думать: «Ну вы там бегайте, придурки, а я тут отдохну и поржу над вами». Но особого торжества не ощущалось. Больше зависть. Что остальные запросто могут бегать, прыгать, играть в футбол и баскетбол, только Марк один торчит тут, словно на границе жизни, ещё способен ухватить кое-какие её блага, но уже не все.
Вообще-то он тоже занимается, на тренажёрах, в больнице или дома, чтобы совсем уж не превратится в нечто аморфное с дряблыми мышцами. Но там нагрузки строго рассчитаны, утверждены врачами. И вес всё равно убывает потихоньку, даже если жрать до одури. Болезнь всё сжигает, растворяет изнутри. Да и жрать до одури не получается. Не хочется. Но вроде и так ещё не кожа да кости.
Стадион походил на аквариум, населённый большим количеством пёстрых рыбок. Какие-то замерли на месте, какие-то плавали неспешно, а некоторые метались туда-сюда без видимой цели. И вдруг, словно корма сыпанули, все устремились в одну сторону, сгрудились в плотную толпу. Марку стало интересно, что же произошло на самом деле, но не вставать же со скамейки, не спускаться. Не солидно. Смешно. Но ребята расступились, пропуская учителя физкультуры. Тот посмотрел в сторону трибуны и призывно махнул рукой.
‒ Марк, давай сюда!
Всё-таки встал, спустился.
‒ Ты всё равно ничем не занят. Отведи Дарину в медпункт.
Дарина стояла в самом центре толпы, на одной ноге, как цапля, невысоко поджав вторую, и её поддерживали за локти, чтобы не упала. Почти незнакомая, потому что училась в параллельном классе, разве что мелькала перед глазами несколько раз.
‒ Я… ‒ донеслось из гущи ребят, сверкнул сердитый взгляд, но Марк не позволил договорить:
‒ Конечно, отведу.
Приблизился к девушке. Похоже, наступать на ногу ей было больно и неудобно. Тогда…
‒ Держись за меня.
Обхватил её покрепче за талию, ни капли не стесняясь присутствующих. Он же чисто из желания помочь, облегчить чужое страдание. Он привык, постоянно мотаясь по больницам: нет ничего особенного, это в порядке вещей ‒ поддержать морально или физически. И Дарина положила руку на его плечо.
‒ Пошли потихоньку. Сможешь?
‒ Смогу, ‒ заверила она.
Они поковыляли к воротам. Дарина осторожно приступала на носок, хмурилась, но не ойкала на каждом шаге, не ныла, не жаловалась. А когда поравнялись с трибуна, бросила на них короткий взгляд и поинтересовалась:
‒ А ты почему никогда не занимаешься? Только присутствуешь?
Потому что он ущербный. Но ведь не скажешь такое.
‒ А я специально здесь, ‒ многозначительно заявил Марк. ‒ Ради таких случаев. У меня особое высокое предназначение ‒ помогать попавшим в беду людям.
‒ Высокое? ‒ повторила Дарина и улыбнулась. ‒ Потому ты и сидишь на самом верхнем ряду?
‒ Ну да! Так и есть. Чтобы всё и всех видеть.
«Всё и всех». Слепой дурак. Раньше её даже не замечал, а она его, оказывается, замечала.
Дарина шагнула, похоже, не совсем удачно, вздрогнула, поморщилась от боли.
‒ Ты как?
‒ Терпимо.
Очень, очень захотелось подхватить её на руки, чтобы она больше не напрягалась и не страдала, дотащить до врача, с комфортом, но… Не получится. Доходяга Марк поляжет на полпути. Может, ещё и раньше.
В медпункте царил хорошо знакомый, вызывающий отвращение запах. Стерильности и лекарств. И много белого цвета, мерзкого больничного белого цвета. Но Марк не уходил.
