«— Пусть Люба живёт с нами».
Елена Сергеевна не возражала. И даже написала родителям в Ригу:
«… с Любашей у меня тоже самые тесные и любовные отношения. Она будет жить вместе с нами, пока её жизнь не устроится самостоятельно…»
На этот раз от «совместного проживания» отказалась сама Любовь Евгеньевна. Тогда ей сняли небольшую квартирку в том же доме, и проблема была решена.
Тем временем в литературном мире жизнь тоже на месте не стояла. Самое важное событие там тоже произошло осенью 1932 года: с писателями встретился Сталин. Эти встречи проходили в доме Горького у Никитских ворот. 19 октября вождь общался с писателями‑партийцами, 26‑го — с беспартийными. Видимо, именно тогда Иосиф Виссарионович произнёс фразу, ставшую крылатой — он назвал писателей «инженерами человеческих душ».
Ещё после тех ночных застолий в литературных кругах самым тишайшим шёпотом и под величайшим секретом стали передавать рассказ Сталина о последней просьбе Ленина. Эту историю вождь поведал только писателям‑коммунистам, беспартийным литераторам повторить её отказался. До наших дней она дошла в изложении литературного критика К.Л. Зелинского, который побывал в доме Горького вместе со второй группой избранных. В своих записях Корнелий Люцианович пересказал эту историю так, как услышал её от писателя‑коммуниста Александра Фадеева.
Сталин предал гласности некоторые подробности того, как умирал Владимир Ильич:
«Ленин понимал, что умирает, и попросил меня однажды, когда мы были наедине, принести ему цианистого калия.
— Вы самый жестокий человек в партии, — сказал Ленин, — вы можете это сделать.
Я ему сначала обещал, но потом не решился. Как это я могу дать Ильичу яд? Жалко человека. А потом разве можно было знать, как пойдёт болезнь?
Так я ему и не дал яда. И вот раз приехали мы к Ильичу, а он говорит, показывая на меня:
— Обманул меня, шатается он!
Никто тогда этой фразы не понял. Все удивились. Только я знал, на что он намекает. А ведь о просьбе Ленина я тогда же на политбюро доложил. Ну, конечно, все отвергли его просьбу».
История эта (при всей её бесспорной достоверности) казалась невероятной. Но рассказал‑то её не кто‑нибудь, а сам товарищ Сталин.
Никто и не подозревал тогда, что на самого Иосифа Виссарионовича неумолимо надвигалась жизненная трагедия. Прошло всего две недели со дня его последней встречи с писателями, и в ночь с 7 на 8 ноября застрелилась Надежда Аллилуева, жена вождя.
Все эти судьбоносные и драматичные события, происходившие в мире советских литераторов, прошли мимо Булгакова почти незамеченными. Его жизнь была на подъёме. В середине октября 1932 года Михаил и Елена Булгаковы отправились в свадебное путешествие — в город на Неве. Там предстояли переговоры с театрами о предполагавшейся постановке «Бега», а Елену Сергеевну ждало боевое крещение на звание деловой женщины. Отныне все финансовые и организационные вопросы, которыми когда‑то занималась Белозёрская, Михаил Афанасьевич передоверил новой своей супруге. Иными словами, сделал её своим полноправным и полномочным представителем.
Экзамен Елена Сергеевна выдержала блестяще. И Михаил Афанасьевич чуть позднее написал брату Николаю:
«Я счастлив, что Елена взяла на себя всю деловую сторону по поводу моих пьес и этим разгрузила меня».
По возвращении Москву Булгаков принялся заканчивать очередную пьесу.
Полоумный Жу…
Ещё в июле 1932 года театр‑студия Юрия Завадского заключила с Булгаковым договор на перевод мольеровского «Мещанина во дворянстве». В ноябре пьеса, получившая название «Полоумный Журден», была готова. Вот какую оценку дал ей сам Михаил Афанасьевич («Жизнь господина де Мольера»):
«В этой пьесе был выведен буржуа Журден, помешавшийся на сладкой мысли стать аристократом и органически выйти в высший свет».
«Стать аристократом», «выйти в высший свет» — разве у кого‑либо в советской стране могли быть подобные желания? Нет, конечно же. Как говорится, Боже упаси!
Зачем же надо было браться за это замшелое произведение, рассказывающее о вещах, давным‑давно отживших свой век? Что интересного, нового, современного и острого можно было извлечь из пьесы трёхсотлетней давности? И что вообще общего между строящими социализм советскими людьми и французским мещанином, мечтающим выбиться в аристократы?
Вопросы, вопросы… Но…
Если за дело брался Михаил Булгаков, то под его пером (и мы неоднократно имели возможность убедиться в этом) любая несовременная тема мгновенно приобретала актуальность, становилась значительной и злободневной. И, добавим, невероятно крамольной. Так получилось и на этот раз.
Перечитаем «Полоумного Журдена». Попробуем почувствовать в нём булгаковский стиль, булгаковскую манеру.
Пьеса начинается с того, что на сцену «из разреза занавеса» выходит актёр Луи Бежар и обращается к зрителям:
«БЕЖАВ. Закончен день, и, признаюсь вам, господа, я устал. И что‑то ноет моя хромая нога. А что помогает моей ноге? Мускатное винцо. Где же взять это винцо? Оно имеется в кабачке на улице Старой Голубятни. Идёмте же в „Старую Голубятню “.
Да, актёр Луи Бежар с детства хромал. Но имеет ли его хромота какое‑нибудь отношение к содержанию пьесы? Ровным счётом никакого.
А «мускатное винцо» сыграет в дальнейшем какую‑то роль? Нет, не сыграет.
А на «Старой голубятне» произойдут какие‑нибудь события? Не произойдут. До голубятни Бежар просто не успеет добраться, потому что ему принесут распоряжение провести репетицию. Он соберёт актёров и обратится к ним со словами:
«БЕЖАР. Господин Мольер заболел, и я буду играть главную роль — Журдена. Соль в том, что я сошёл с ума… я, то есть Журден, парижский мещанин, богатый человек, помешался на том, что он — знатный дворянин».
Актёр Юбер, исполняющий роль жены Журдена, по ходу действия бросит в лицо мужу ещё более откровенные выражения:
«ЮБЕР. Ты окончательно спятил, с тех пор как вообразил, что ты знатный дворянин… соседей стыдно! Почтенный человек! Совершенно ополоумел! Вместо того, чтобы заниматься своей лавкой, куролесит!»
Казалось бы, абсолютно невинное начало. Полностью соответствующее как содержанию пьесы Мольера, так и характеру описываемой эпохи. Но уже в нём чувствуется нечто такое, чего не спутаешь ни с чем, а именно нечто булгаковское.
Вместо того, чтобы просто перевести «Мещанина во дворянстве» с французского языка на русский, Булгаков переиначил пьесу по‑своему. Уже в перечне действующих лиц мы не встретим знакомых мольеровских персонажей: парижского мещанина Журдена, его жены и дочери Люсиль, нет там влюблённого в Люсиль Клеонта, нет маркиза Доранта с маркизой Дорименой и так далее. Вместо них в списке героев пьесы перечислены актёры мольеровского театра: Луи Бежар, Юбер, Лагранж, Дюкруази и другие. Этим Булгаков как бы говорил: я предлагаю вам не пьесу Жана‑Батиста Мольера, а одну из её трактовок, То есть то, как можно толковать забавную историю Журдена, которую разыгрывает для нас группа артистов под руководством Луи Бежара.
