Книга Тайна булгаковского «Мастера…», страница 118. Автор книги Эдуард Филатьев

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Тайна булгаковского «Мастера…»»

Cтраница 118

Впрочем, это были всего лишь планы, мечты, намерения… От критиков Булгакова они не спасли. 11 февраля была опубликована статья Литовского (видимо, не зря Елена Сергеевна называла его «мерзавцем»). В дневнике появилась запись: «Сегодня в „Советском искусстве“ статья Литовского о „Мольере“. Злобой дышит».

Своё мнение (в письме Павлу Попову) высказал и Булгаков: «Сегодня в „Советском искусстве“ первая ласточка — рецензия Литовского. О пьесе отзывается неодобрительно, с большой, но по возможности сдерживаемой злобой…

Ивана Васильевича репетируют, но я давно не бывал в Сатире.

Об Александре Сергеевиче стараюсь не думать, и так велика нагрузка. Кажется, вахтанговцы начинают работать над ним. В МХТ он явно не пойдёт».

Предполагал ли тогда Булгаков, что «первая ласточка» в «Советском искусстве» предвещает шторм невероятной силы, и что очень скоро все газеты начнут дружно стирать в порошок и его самого и все его творения? Вряд ли. Для такого поворота событий, казалось, не было никаких оснований. Не случайно в тот же день, 11 февраля, Елена Сергеевна записала:

«Сегодня смотрел „Мольера“ секретарь Сталина Поскрёбышев… ему очень понравился спектакль…он говорил: „Надо непременно, чтобы И[осиф] В[иссарионович] посмотрел“».

Вскоре всюду со ссылкой на Всеволода Вишневского стали как высочайшую похвалу передавать слова вождя:

«Наша сила в том, что мы и Булгакова научили на нас работать».

То, что Сталин не забывал о нём, конечно же, радовало. Но в глубине души всё равно кошки скребли. Нехорошие предчувствия, одолевавшие Михаила Афанасьевича, попали и в уже приводившееся нами письмо П.С.Попову:

«Мне нездоровится, устал до того, что сейчас ничего делать не могу: сижу, курю и мечтаю о валенках. Но рассиживаться не приходится — вечером еду на спектакль (первый, закрытый)».

16 февраля Елена Сергеевна записала в дневнике:

«Итак, премьера „Мольера“ прошла. Сколько лет мы её ждали!..

Успех громадный. Занавес давали, по счёту за кулисами, двадцать три раза. Очень вызывали автора».

На следующий день супруги Булгаковы отправились к американцам — на официальный раут:

«Сегодня в 4.30 были по приглашению из посольства у американского посла…

Буллит, как всегда, очень любезен, расспрашивал о „Мольере “, просил его позвать на спектакль».

А газеты «Вечерняя Москва» и «За индустриализацию» напечатали о мхатовском спектакле резко отрицательные отзывы.

В ответ ли на эту критику или просто для того, чтобы оповестить всех, но 18 февраля в разговоре с директором МХАТа Булгаков внезапно заявил…

«… что единственная тема, которая его интересует для пьесы, это тема о Сталине».

Вне всяких сомнений содержание этого разговора тотчас стало известно всем, кому следует. И, прежде всего, конечно же, самому герою будущей пьесы.

21 февраля МХАТ посетил американский посол. Елена Сергеевна с радостью записала:

«Общественный просмотр „Мольера“. Был Буллит… необычайно хвалебно говорил о пьесе, о М[ихаиле] А[фанасьевиче] вообще, называл его мастером».

А в квартире Булгаковых (как первый признак одержанной победы) стал беспрестанно звонить телефон: знакомые, близкие и дальние, просили денег взаймы. 24 февраля Елена Сергеевна с горечью отмечала в дневнике:

«Теперь пойдут такие просьбы. А у нас долгу семнадцать тысяч и ни копейки на текущем счету — жили на авансы».

Напомнил о себе и МХАТ, потребовавший немедленно возвратить три тысячи рублей, потраченные на так и не поставленный «Бег». Елена Сергеевна не растерялась и заявила: «Покажите запрещение»! К счастью для Булгаковых нужной бумаги не нашли.

А ситуация в стране становилась всё тревожнее. 29 февраля «Правда» опубликовала статью «О мнимых заслугах и чрезмерных претензиях» (о МХАТе‑II). 1 марта — новая заметка: «О художниках‑пачкунах».

Елена Сергеевна с тревогой записывала 2 марта:

«В „Правдеодна статья за другой, один за другим летят вверх тормашками».

Ровно через неделю грянул гром и над головой Булгакова.

Конец «Мольера»

Лишь много лет спустя стало известно, что инициатором очередного антибулгаковского выступления был Платон Керженцев, возглавлявший в ту пору Всесоюзный Комитет по делам искусств. Он‑то и подал в политбюро специально подготовленную справку, названную «О Мольере»:

«В чём был политический замысел автора?.. Он хотел в своей новой пьесе показать судьбу писателя, идеология которого идёт вразрез с политическим строем, пьесы которого запрещают.

В таком плане и трактуется Булгаковым эта «историческая» пьеса из жизни Мольера…

Несмотря на всю затушёванность намёков, политический смысл, который Булгаков вкладывает в своё произведение, достаточно ясен, хотя, может быть, большинство зрителей этих намёков и не заметит.

Он хочет вызвать у зрителя аналогию между положением писателя при диктатуре пролетариата и при „бессудной тирании „Людовика XIV».

Следует признать, что Керженцев во многом был прав. Ведь всё то, на что указывалось в его справке, автор «Мольера» и хотел сказать. И Платон Михайлович внёс предложение:

«Мои предложения. Побудить филиал МХАТа снять этот спектакль не путём формального его запрещения, а через сознательный отказ театра от этого спектакля, как ошибочного, уводящего их с линии социалистического реализма. Для этого поместить в „Правде“ резкую редакционную статью о „Мольере“ в духе этих моих замечаний и разобрать спектакль в других органах печати».

Иосифу Виссарионовичу идея понравилась, и он написал на справке:

«Молотову. По‑моему, т. Керженцев прав. Я за его предложение. И. Сталин».

9 марта газета «Правда» вышла с редакционной статьёй «Внешний блеск и фальшивое содержание». Под этим хлёстким названием стоял подзаголовок: «О пьесе М.Булгакова в филиале МХАТ». Читатели как бы сразу предупреждались, что речь пойдёт не о театральном спектакле, а о пьесе.

Дневниковая запись гласит:

«Когда прочитали, М[ихаил] А[фанасьевич] сказал: „Конец «Мольеру», конец «Ивану Васильевичу» “…

Днём пошли во МХАТ — „Мольера „сняли, завтра не пойдёт…

Вечером звонок…: „Надо Мише оправдываться письмом“. В чём?..

Не будет М[ихаил] А[фанасьевич] оправдываться. Не в чем ему оправдываться».

Удар по Булгакову был нанесён сокрушительный. Это и в самом деле означало конец, конец всему: планам, мечтам, надеждам.

Первым отреагировал на пришедшую беду телефон — он тотчас замолк. Автору отвергнутой властями пьесы звонить опасались.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация