Хитроумный идальго и внешне немного похож на Булгакова. Хотя бы тем, что страдает от галлюцинаций, что всё время рвётся кого‑то спасать, что мечтает о мщении.
Люди, окружающие Дон Кихота, постоянно напоминают ему о том, что времена благородного рыцарства давно канули в Лету, что пора‑де остепениться… Разве не то же самое приходилось выслушивать Булгакову, которого беспрестанно призывали одуматься, смириться и поставить своё перо на службу большевистской власти?
Но обратимся к пьесе.
Начинается она с эпиграфа. Для него Михаил Афанасьевич использовал строки, которые автор романа, Сервантес, адресовал своему покровителю:
«Вложив ногу в стремя, в предсмертном волнении пишу тебе это, великий сеньор».
Кому адресованы эти слова? Зрителям, что придут в театр? Читателям, что возьмут в руки его пьесу, если она будет напечатана?
Прежде всего, этот эпиграф обращён к нему — самому главному читателю булгаковских произведений, к его покровителю, к его «великому сеньору». Ему же адресованы и многие реплики пьесы. А некоторые монологи и вовсе производят впечатление, будто они составлены из строк того письма, в котором драматург высказывал вождю свои тревоги, но отправить которое так и не решился.
Есть в пьесе персонаж, который заслуживает особого разговора. Это Духовник, вступающий в жаркую полемику со странствующим идальго.
Духовник!..
В этом образе — и это невозможно не почувствовать — почти нескрываемый намёк на Иосифа Сталина, который, как мы помним, учился в духовной семинарии. Поэтому и спор Дон Кихота с духовником воспринимается как воображаемый разговор писателя с вождём — тот самый разговор, которого столько лет ждал Булгаков, и которому, увы, так и не суждено было состояться.
Булгакову, вне всяких сомнений, была известна характеристика, данная Сталину Лионом Фейхтвангером в его книге о Москве 1937 года:
«Сталин определённо не является великим оратором… Но главное у Сталина — это юмор, обстоятельный, хитрый, спокойный, норой беспощадный крестьянский юмор».
И в «Дон Кихоте» Духовник (Сталин), как и подобает святому отцу, пытается с присущим ему «юмором» наставить заблудшего христианина (Булгакова) на путь истинный:
«ДУХОВНИК. Как могли вы вбить себе в голову, что вы странствующий рыцарь, побеждающий гигантов и берущий их в плен? Перестаньте шататься по свету, глотая ветер и служа посмешищем добрых людей! Бросьте ваши безумства, вернитесь в свой дом, учите ваших детей, если они у вас есть, заботьтесь о хозяйстве! Где в Испании вы видели странствующих рыцарей, гигантов и очарованных принцесс? Где все эти нелепости, которыми вы смешите людей?»
В словах Духовника — квинтэссенция тех упрёков и обвинений, которые страна Советов бросала в лицо Михаилу Булгакову. Кто‑то, видимо, советовал ему вместо сочинения крамольных пьес заняться воспитанием детей. И вот пришла пора этим «советчикам» ответить. И драматург (устами рыцаря Печального Образа) ответил. Может быть чересчур многословно, но тут уж ничего не поделаешь — слишком накипело.
Прислушайтесь: в каждой фразе, произносимой Дон Кихотом, слышен голос самого Михаила Булгакова:
«ДОН КИХОТ. Ну что же, я буду сражаться с вами вашим оружием — языком. Скажите мне, за какое именно из моих безумств вы осуждаете меня больше всего и приказываете мне учить детей, которых у меня никогда не было? Вы считаете, что человек, странствующий по свету не в поисках наслаждений, а в поисках терний, безумен и праздно тратит время? Люди выбирают разные пути. Один, спотыкаясь, карабкается по дороге тщеславия, другой ползёт по тропе унизительной лести, иные пробираются по дороге лицемерия и обмана. Иду ли я по одной из этих дорог? Нет! Я иду по крутой дороге рыцарства и презираю земные блага, но не честь! За кого я мстил, вступая в бой с гигантами, которые вас так раздражали? Я заступался за слабых, обиженных сильными. Если я видел где‑нибудь зло, я шёл на смертельную схватку, чтобы побить чудовищ злобы и преступлений! Вы их не видите нигде? У вас плохое зрение, святой отец! Моя цель светла — всем сделать добро и никому не причинить зла. И за это я, по‑вашему, заслуживаю презрения?»
Булгаков, пожалуй, впервые открыто, не прячась ни за какие иносказания, заявлял о своём мщении. О том, что он вполне осознанно вступил в битву с большевистскими «гигантами», жаждая побить этих «чудовищ злобы и преступлений». Сражение это он считает справедливым, ибо ставит перед собою единственную цель: защитить «слабых, обиженных сильными».
Когда же Духовник (Сталин), не желающий видеть творящихся вокруг него преступлений, объявляет ополчившегося на них Дон Кихота «безумным», странствующий рыцарь (Булгаков) невозмутимо отвечает:
«— У вас плохое зрение, святой отец!»
В этой пьесе Булгаков вновь продемонстрировал нам своё умение предвидеть грядущее. В самом деле, ведь рыцарь Печального образа полемизирует с Духовником, используя его же оружие — язык. А, как известно, своими тщательно подготовленными выступлениями Иосиф Виссарионович не раз громил своих противников, увлекая за собою массы. А в конце сороковых годов выйдет в свет сталинская работа «Марксизм и вопросы языкознания», которая наделает в стране немало шума. Булгаков как будто предчувствовал появление этой книги.
Обратим внимание ещё на один штрих: драматург даёт Сталину несколько рискованно смелых советов. В сцене, где рыцарь Печального Образа наставляет Санчо, идущего на губернаторство, звучат отчаянно дерзкие рекомендации, явно адресованные всесильному генсеку (надо лишь заменить обращение «Санчо» на «Сосо»):
«ДОН КИХОТ. Что ещё мне хотелось сказать? Ах да. Ведь ты будешь судить людей! Это трудно, Санчо. Слушай же меня и не позабудь ничего. Когда будешь судить, не прибегай к произволу… Руководись законом, но помни: если этот закон суров, не старайся придавить всей его тяжестью осуждённого! Знай, что слава строгого судьи никак не громче славы судьи милостивого».
Не будем забывать, что эти слова были написаны в то самое время, когда на весь мир гремели открытые судебные процессы над «врагами народа», то есть над людьми, ещё вчера считавшимися гордостью пролетарской державы. А Булгаков (устами Дон Кихота) бесстрашно «поучал» устроителя тех беспрецедентных судилищ:
«ДОН КИХОТ. Всё может быть в суде. Например, перед тобою может предстать твой враг. Что должен ты сделать в таком случае? Немедленно забыть обиду, нанесённую им тебе, и судить его так, как будто ты видишь его впервые в жизни. Бывают случаи, Санчо, когда судейский жезл вдруг задрожит в руке судьи, и, если это случится с тобой, не вздумай склонить его потому, что кто‑то шепнул тебе что‑нибудь и сунул звякнувший мешок тебе в капюшон. Последнее в особенности запомни, Санчо, если ты не хочешь, чтобы я стал презирать тебя».
Дон Кихот ничего не требует, он только даёт советы. Но в его монологах звучат выражения, которые вряд ли могли понравиться тому, кто повелевал судьбами миллионов людей.
