Воланд и его команда не выносят приговоры, они лишь приводят их в исполнение. Это их работа. Да, Бегемот «починяет примуса» исключительно для того, чтобы подставлять их затем под адские сковородки. Но когда выдаётся свободная минута, почему бы ему не повалять дурака, не победокурить?
Своим романом Булгаков как бы предупреждал человечество:
«Не бойтесь сатаны! Бойтесь нечистой большевистской силы! И если вдруг вам представится возможность вырваться из её цепких объятий, бегите! Куда угодно, хоть к чёрту на рога, но бегите из этой страны коммунистических дьяволов!»
Да, «Мастер и Маргарита» — роман автобиографический, но это ещё и роман‑мщение. Его автор мстит большевикам, этим истинным демонам коварства и зла. И пусть его мщение предстаёт перед читателями в тщательно закамуфлированной форме, Булгаков сумел высказать всё то, о чём думал. Высказал так, как хотел.
Он даже описал конец правления дьявольской кремлёвской «тройки». Точно так же, как Тугай, герой его раннего рассказа «Ханский огонь», сжигал свою родовую вотчину, так и дьяволы предают огню основные гнёзда большевизма. Сгорает дотла Кремль («нехорошая квартира»), сгорает здание ЦК ВКП(б) (берлиозовский дом — «шалаш Грибоедова»), охвачено жарким пламенем и порождение большевистской экономической политики — магазин Торгсин на Смоленском рынке, где можно было купить всё, но только за валюту.
Мщение состоялось. Причём, по самой полной программе.
А что же советская власть? Неужели эти «чёртовы» большевики ничего не ведали о том, КАКУЮ книгу сочиняет по ночам «враждебный пролетариату» писатель? Неужели ни о чём не догадывались?
Свой роман Булгаков читал слишком многим. Осведомителей «битковых», тотчас извещавших обо всём Лубянку, среди слушателей было предостаточно. Вспомним хотя бы, как просил Григорий Конский дать ему «Мастера и Маргариту»? Почитать. «Хотя бы на одну ночь».
Так что энкаведешникам всё (или, по крайней мере, очень многое) было известно. И написание «злобного антисоветского пасквиля» (а только так и должны были воспринимать на Лубянке и в Кремле булгаковскую книгу) не могло остаться без последствий, без наказания.
Однако и Булгаков был достаточно прозорлив, чтобы предвидеть и такие повороты своей судьбы. И поэтому ввёл в свой «роман о дьяволе» несколько особых эпизодов, тоже имевших явный автобиографический подтекст.
Судьба Мастера
В «Мастере и Маргарите» Булгаков описал и свою собственную кончину Уж если предсказано было, что произойдёт она в 1939‑ом, так пусть же так оно и будет. И неважно, что в назначенный срок (31 марта) смерть не пришла. Год‑то ещё не закончен — до конца декабря ещё уйма времени, значит, всё ещё может случиться.
Но последняя декада декабря 1939 года оказалась занятой юбилейными торжествами — страна, как мы помним, отмечала 60‑летие Сталина. Булгаков, томившийся ожиданием предсказанного ему конца, как бы сам напросился на этот юбилей, написав пьесу о вожде всех времён и народов. И вот пьесу отправили на самый верх, а её автора пригласили на праздничное торжество. Там‑то из уст самого дьявола и прозвучал безжалостный приговор:
«… чтобы избавить вас от этого томительного ожидания, мы решили придти к вам на помощь, воспользовавшись тем обстоятельством, что вы напросились ко мне в гости …»
Чьи это слова? Их произносит Воланд, обращаясь к приглашённому на «великий бал у сатаны» барону М айгелю. Но ведь Б.М. — это булгаковские инициалы.
И голова Берлиоза (отца Михаила Булгакова) тоже здесь, на сатанинском балу.
Приглашённого Б.М. по приказу Воланда убивают. В романе эта смерть — шестая по счёту.
Но, как известно, в любых прогнозах бывают ошибки. Памятуя об этом, Булгаков предлагает нам ещё один вариант своей собственной кончины — в сцене, где рассказывается, как расстаются с жизнью мастер и Маргарита. Воланд подсылает к ним своего «рыжего демона» с поистине «дьявольским» подарком — бутылкой фалернского вина, того самого, которое якобы «пил прокуратор Иудеи»:
«Азазелло извлёк из куска тёмной гробовой парчи совершенно заплесневевший кувшин. Вино нюхали, налили в стаканы, глядели сквозь него на исчезающий перед грозою свет в окне. Видели, как всё окрашивается в цвет крови.
— Здоровье Воланда! — воскликнула Маргарита, поднимая свой стакан.
Все трое приложились к стаканам и сделали по большому глотку. Тотчас предгрозовой свет начал гаснуть в глазах мастера, дыхание его перехватило, он почувствовал, что настаёт конец…
— Отравитель… — успел ещё крикнуть мастер. Он хотел схватить нож со стола, чтобы ударить Азазелло им, но рука его беспомощно соскользнула со скатерти, всё окружавшее мастера в подвале окрасилось в чёрный цвет, а потом и вовсе пропало».
Итак, мастера отравил Азазелло. Булгаков словно предчувствовал, что то же самое может проделать и тот, кто был прообразом рыжего чёрта — реально существовавший большевистский демон Иосиф Сталин.
Хоть и писал в своей книге А.З. Вулис, что сведений «… о знакомстве вождя народов с «Мастером» история не сохранила», Сталину, вне всяких сомнений, должны были доложить о подозрительной книге. Генсек не мог не захотеть с нею ознакомиться. И желание вождя, безусловно, было удовлетворено. Каким именно образом НКВД заполучило копию «Мастера и Маргариты», гадать не будем, в те годы для чекистов не было ничего невозможного.
Сталин вполне мог стать одним из первых читателей булгаковского романа. И из всего того, что так искусно пряталось меж его строчек, наверняка многое сумел понять, расшифровать, о многом догадаться. Мог и Ленина узнать в Берлиозе, и Каменева — в Коровьеве, и Зиновьева — в Бегемоте и себя — в Азазелло. И в психушке Стравинского вполне мог распознать застенки Лубянки. А в Понтии Пилате мог уловить свои собственные черты.
А затем Сталину принесли пьесу «Батум». Перед генсеком оказались два произведения, совершенно непохожих одно на другое: крамольнейший «Мастер…» и якобы верноподданнейший «Батум».
И судьба писателя была тут же решена. Окончательно и бесповоротно. Вождь вполне мог подумать:
«— Этот человек должен успокоиться навеки!»
А вслух (в присутствии начальника своей тайной службы) тихо сказать:
«— Какие замечательные книги пишет этот удивительно талантливый писатель Булгаков! Но у меня есть сведения, что он скоро умрёт. От какой‑то наследственной болезни. Мне почему‑то кажется, что именно так оно и будет. Нельзя ли принять меры и защитить его от этого коварного недуга?'»
Этих слов вождя было вполне достаточно, чтобы привести в действие прекрасно отлаженный механизм тайной службы. Каким именно «фалернским вином» лубянские «афрании» могли опоить Булгакова, вряд ли когда‑либо станет известно.
