Булгаков воспользовался этим предложением и взял у Вересаева какую‑то сумму взаймы. Сохранилось его письмо Вересаеву от 18 ноября 1926 года:
«… посылаю первые 50 рублей в уплату моего долга Вам».
Но вернёмся в год 1925‑ый. Заканчивался октябрь, когда над страной нежданно прогремели грозовые раскаты. 31 октября после хирургической операции (по поводу хронической язвы желудка) от острой сердечной недостаточности скончался М.В. Фрунзе. Всего девять месяцев возглавлял он Красную армию.
Внезапная кончина наркомвоенмора ошеломила всех.
А в декабре состоялся XIV съезд ВКП(б), и вся страна, ахнув, узнала о расколе на властном Олимпе. Делегаты заслушали два отчётных доклада: один сделал Сталин, другой — Зиновьев. Новая оппозиция громогласно обвинила генерального секретаря в превышении власти. Заговорили о грубом характере Сталина и о тайном завещании Ленина, в котором якобы рекомендовалось подыскать другую кандидатуру на пост генсека.
Рядовые москвичи не могли понять, что происходит в партии. Ясно было одно: большевики продолжают изо всех сил тащить народ к светлому будущему 31 декабря 1925 года К.И. Чуковский записал в дневнике:
«… на мелкобуржуазную, мужицкую руку не так‑то легко надеть социалистическую перчатку …. но всё же её наденут гениальные упрямцы, замыслившие какой угодно ценой осчастливить во что бы то ни стало весь мир».
А тучи над страной продолжали сгущаться…
Закат России
Наступил год 1926‑ой. Количество десятков в нём — 26, а это — уже знакомые нам «два раза по «13». Жить Булгакову (а он продолжал скрупулёзно следить за приближением роковой даты) оставалось тоже 13 лет. Можно ли было ждать чего‑либо хорошего от этой двойной и даже тройной «чёртовой дюжины», вновь так настойчиво напомнившей о себе?
Словно подтверждая самые мрачные предзнаменования, 4 января 1926 года «Недра» известили Булгакова о том, что его повесть «Роковые яйца» отдельным изданием отпечатана быть не может — запретила цензура.
Зато 3 марта из тех же «Недр» вопреки всем «чёрным» предсказаниям пришло сообщение радостное: Главлит разрешил повторный выпуск конфискованного сборника «Дьяволиада». Булгаков тут же выступил с чтением своих остросатирических «Приключений Чичикова».
Однако торжествовать было явно преждевременно. Ведь в третьей булгаковской повести содержался сатирический заряд такой мощи, что власти уже не могли делать вид, будто ничего не замечают.
Подобная ситуация чуть позднее будет описана в «Жизни господина де Мольера». Рассказывая о том, как члены некоего парижского салона (они называли себя «драгоценными») были высмеяны великим французским драматургом, Булгаков не без иронии заметил:
«Во всяком случае, надо отдать справедливость „драгоценным“: на удар Мольера они ответили очень мощным ударом».
То же самое произошло и с самим Булгаковым. Он не знал, что ОГПУ, давно уже косо посматривавшее на подозрительно вольное существование «частного» журнала «Россия», получило приказ действовать. Кремль готовился к решительному сражению с оппозицией, и поэтому все источники, из которых могли проистекать ручейки «критики» и «критиканства», предстояло срочно лишить дара речи.
4 мая 1926 года члены политбюро (Ворошилов, Зиновьев, Молотов, Сталин и Томский) и двое кандидатов (Каменев и Рудзутак) собрались на очередное заседание. На него был приглашён и заместитель главы ОГПУ Генрих Ягода, который огласил докладную записку о деятельности журнала «Новая Россия» (так называлась теперь прежняя «Россия»).
Немного посовещавшись, вожди приняли решение: журнал закрыть, а его редактора, Лежнева, выслать за границу. ОГПУ было предложено в трёхдневный срок подготовить конкретные предложения по претворению в жизнь партийного вердикта.
Лубянка сработала оперативно, и к следующему заседанию политбюро подготовила необходимый документ:
«7 мая 1926 г.
Строго секретно
В ЦК ВКП(б) тов. МОЛОТОВУ
В развитие нашей докладной записки от 5 сего мая за № 3446 и во исполнение постановления Политбюро от 5 мая, считаем необходимым произвести следующие мероприятия:
…3.
… произвести обыски без арестов у нижепоименованных 8‑ми лиц, и по результатам обыска, о которых будет Вам доложено особо, возбудить следствие, в зависимости от результатов коего выслать, если понадобится, кроме ЛЕЖНЕВА, и ещё ряд лиц из следующего списка:
КЛЮЧНИКОВ Юрий Вениаминович, проф. 1 МГУ, научный сотрудник Коммунистической Академии.
ПОТЕХИН Юрий Николаевич, литератор, юрист‑консульт акционерного О‑ва „Тепло и Сила“…
7. БУЛГАКОВ Михаил Александрович, литератор…
Зампред ОГПУ Ягода»
Интересен постскриптум, завершающий чекистский документ:
«P.S. Нам чрезвычайно важно произвести обыски одновременно с закрытием „Новой России“, ввиду этого прошу, если те мероприятия будут одобрены Вами, провести голосование опросом!
Г. Ягода».
Опрошенные по телефону четыре члена политбюро (Ворошилов, Зиновьев, Молотов, Сталин) и три кандидата (Каменев, Рудзутак и Угланов) с представленными предложениями ОГПУ согласились и приняли по этому поводу именно то решение, о котором просил Ягода.
То, что отчество Михаила Булгакова в огепеушной записке названо неправильно, лубянских сыщиков со следа не сбило. И в тот же самый день, 7 мая…
Знакомство с ОГПУ
Вечером 7 мая 1926 года произошло событие, которое…
Впрочем, пусть о нём расскажет Л.Е. Белозёрская, подробно описавшая то майское происшествие в своих «Воспоминаниях»:
«… в один прекрасный вечер на голубятню постучали (звонка у нас не было), и на мой вопрос «кто там?» бодрый голос арендатора ответил: „Это я, гостей к вам привёл!“
На пороге стояли двое штатских: человек в пенсне и просто невысокого роста человек — следователь Славкин и его помощник — с обыском. Арендатор пришёл в качестве понятого…»
Фамилию следователя Любовь Евгеньевна назвала не совсем верно (если, впрочем, не сделала это вполне намеренно). На самом деле обыск проводил не Славкин, а уполномоченный пятого (секретного) отдела ОГПУ Врачёв. Во всём же остальном нарисованная картина вполне достоверна.
«Булгакова дома не было, и я забеспокоилась: как‑то примет он приход „гостей“, и попросила не приступать к обыску без хозяина, который вот‑вот должен прийти».
Наконец раздался стук в дверь — пришёл Михаил Афанасьевич.
«… он держался молодцом (дёргаться он начал значительно позже). Славкин занялся книжными полками. „Пенсне“ стало переворачивать кресла и колоть их длинной спицей».
