Свидетельство Л.Е. Белозёрской:
«… билета на эту пьесу не достать… «около» Художественного театра теперь стоит целая стена барышников, предлагающая билеты на „Дни Турбиных“ по тройной цепе».
А Татьяна Николаевна (ещё недавно Булгакова, а теперь вновь Лаппа) с горечью сетовала:
«… мне билет ни разу не предложил. Ну, хоть бы раз! Ведь знал, что билеты не достанешь…»
Сталину мхатовский спектакль понравился. Кто знает, может быть, генсек почувствовал какое‑то неуловимое сходство между тем, что разыгрывалось на сцене, и тем, что происходило в Кремле в том (ещё не таком уж и далёком) 1918 году? А в усатом белогвардейском офицере Алексее Турбине и вовсе уловил какие‑то черты, присущие ему самому? Во всяком случае, актёру Николаю Хмелёву хорошо запомнились слова вождя, сказанные годы спустя при их встрече:
«— Хорошо играете Алексея. Мне даже снятся ваши чёрные усики, турбинские. Забыть не могу».
Но всё это отзывы тех, у кого «Дни Турбиных» вызвали положительные отклики. Спектакль же МХАТа понравился, увы, далеко не всем. Поток резко отрицательных отзывов оказался столь значительным, что через несколько дней относительного затишья в Москве грянул ещё один информационный взрыв. На это раз со знаком «минус».
В качестве «застрельщика» выступил один из тогдашних руководителей Главреперткома А.Р. Орлинский, опубликовавший 9 октября в «Правде» статью «Гражданская война на сцене МХАТ». В ней содержался призыв «дать отпор булгаковщине».
Клич был брошен.
И началось!..
В книге «Михаил Булгаков. Дневники и письма» её составитель В.И. Лосев приводит несколько наиболее характерных заголовков «критических статей» той поры: «Дни, которые потрясли театральную общественность», «Суд над „Днями Турбиных“», «Против булгаковщины. Белая гвардия сквозь розовые очки», «Фальшивый вексель гр. Булгакова», «Неудачная инсценировка», «Досадный пустяк», «Долой „Белую гвардию “»…
В одной из статей было даже сказано, что «Дни Турбиных» — это «политическая демонстрация, в которой Булгаков перемигивается с остатками белогвардейщины».
14 октября «Комсомольская правда» напечатала «Открытое письмо Московскому Художественному академическому театру» Александра Безыменского. Напомним сегодняшнему читателю об этом довольно известном в своё время поэте. Незадолго до рассматриваемых нами событий он обратился к Троцкому с просьбой написать послесловие к книге его стихов «Как пахнет жизнь». Лев Давидович согласился и, в частности, отметил:
«Безыменский — поэт, и притом свой, октябрьский, до последнего фибра».
В Большой Советской энциклопедии, изданной в 1927 году, сказано:
«Безыменский Александр Ильич, современный пролетарский поэт. Род[ился] 1898 в Житомире. Большевик с 1917. Имеет революционный стаж (работал в подполье)… Основная идейная окраска стихов Б[езыменского] — восприятие любого явления мира в аспекте совершившейся пролетарской революции…»
Сразу бросается в глаза место рождения — Житомир. Не узнал ли поэт Безыменский себя в неудачливом житомирском стихотворце Лариосике Суржанском? Узнал и обиделся?
Нет, нет! У Безыменского была другая, более веская причина для лютой ненависти — в гражданскую войну от рук белогвардейцев погиб его родной брат. А в мхатовском спектакле эти белогвардейцы воспевались. И, мстя за брата, поэт‑большевик написал в «Комсомолке», что людей, подобных Турбиным…
«… благородных и негодяев, мы… расстреливали. Мы расстреливали их и на фронтах и здесь могучей рукой, именуемой ВЧК и руководимой нашим замечательным Феликсом».
Что же касается самого Булгакова, то он, по мнению Безыменского…
«… чем был, тем и остался: новобуржуазным отродьем, брюзжащим отравленной, но бессильной слюной на рабочий класс и его коммунистические идеалы».
Против мхатовской постановки выступили Мейерхольд и Таиров. Многие писатели и журналисты нападали на спектакль с каким‑то особым ожесточением. Чуть позднее Михаил Афанасьевич высказался по поводу их негативной реакции так («Жизнь господина де Мольера»):
«Почему так озверели литераторы, точно не известно. Некоторые утверждают, что до исступления их довело чувство зависти».
Молва и слава
Итак, пьеса Булгакова никого не оставила равнодушным. Завлит МХАТа П.А. Марков впоследствии писал:
«Спектакль „Дни Турбиных“ вызвал необыкновенно шумный отклик. Многочисленные жаркие дискуссии, выступления в печати, сопровождавшие „Дни Турбиных“, доказывают взрывчатую силу пьесы».
Но чересчур «антитурбинские» заметки в газетах сильно задевали мхатовцев. «Сколько огорчений, волнений и тревог принесли они и автору и театру!», — сетовал Ф.Н. Михальский.
11 ноября 1926 года при огромном стечении народа в московском Доме печати прошёл «Суд над «Белой гвардией». Видные деятели культуры, а также критики из солидных газет и журналов выдвинули резкие обвинения в адрес булгаковской пьесы.
Неделю спустя по Москве пополз слух, что, дескать, сразу после литературного «суда» за Булгакова всерьёз взялась Лубянка. В наши дни стало известно содержание «оперативной сводки» некоего лубянского агента. В ней есть любопытное свидетельство:
«В нескольких местах пришлось слышать, будто бы Булгаков несколько раз вызывался (и даже привозился) в ГПУ, где по 4 и 6 часов допрашивался. Многие гадают, что с ним теперь сделают: посадят в Бутырки, вышлют в Нарым или за границу».
Основания для подобных высказываний были: 18 ноября писателя вновь вызвали в ОГПУ. На этот раз с ним беседовал сам начальник 5‑го Секретного отдела Рутковский.
Через десять с небольшим лет Булгаков вспомнит о Лубянских кабинетах, написав («Мастер и Маргарита»):
«От этого места… осталось в воспоминаниях мало чего. Помнился только письменный стол, шкаф и диван».
Во время допроса речь вновь пошла о дневниках и повести, конфискованных во время майского обыска. Булгаков решительно требовал их возвращения. Экземпляры «Собачьего сердца» ему, вроде бы, вернули. Но предупредили, что если он не перестанет писать в подобном роде, его вышлют из Москвы. Дневники возвращать отказались.
7 февраля 1927 года было устроено очередное публичное обсуждение «Дней Турбиных». На этот раз в театре Мейерхольда.
Булгаков становился популярной личностью, к нему пришла настоящая слава. Правда, оказалась она совсем не такой, какой представлялась ранее. В «Жизни господина де Мольера» Михаил Афанасьевич написал, что…
«… слава выглядит совсем не так, как некоторые её представляют, а выражается преимущественно в безудержной ругани на всех перекрёстках».
Шумное зрительское внимание способствовало и невиданному кассовому успеху спектакля. В уже цитировавшейся нами агентурной сводке прямо указывалось на то, что…
