«Объём моей власти ограничен, ограничен, ограничен, как всё на свете! Ограничен!».
А через год в пьесе «Кабала святош» появятся такие строки о всемогущем монархе, короле Людовике:
«МОЛЬЕР. Он думает, что он всесилен, он думает, что он вечен! Какое заблуждение! Чёрная кабала за его спиной точит его подножие, душит и режет людей, и он никого не может защитить».
Тем временем травля неугодных литераторов продолжалась. Журнал «Книга и революция» поместил портреты Булгакова и Замятина в качестве иллюстраций к статье, которая называлась «Маски классового врага». Подобные «публикации» были отнюдь не безобидны, поскольку им отводилась роль своеобразных «чёрных меток». Именно по ним очень скоро начнут определять тех, кого следует отправить в страшные жернова ненасытной «машины ломки». А она уже была запущена. И потихоньку перемалывала (и переламывала) первые жертвы.
В начале 1929‑го из страны за рубеж был выслан Троцкий. От его сторонников в партийных рядах тоже принялись решительно избавиться. Заодно перешли в наступление против активизировавшихся «правых». Было объявлено о начале грандиозной чистки. 6 апреля «Правда» вкратце изложила суть предстоящего мероприятия:
«Выросшая и окрепшая партия внимательно проверит свои ряды».
9 апреля:
«Вычистим из Госаппарата чуждых!»
17 мая:
«Партия приступает к генеральной чистке своих рядов».
Булгакова, в членах партии никогда не состоявшего, чистка, разумеется, не касалась. Мысли писателя давно уже были заняты совсем другой темой — «дьявольской». Её он и положил в основу романа‑памфлета, который должен был стать его ответом на злобные происки всех и всяческих недоброжелателей.
Мщение «Фурибундой»
В 1929‑ом в газетах много писали о «Шахтинском деле». Досье на «инженеров‑вредителей» стремительно распухали, материалы следствия вот‑вот должны были передать в суд. В пику готовившемуся наступлению на техническую интеллигенцию свой новый роман Булгаков назвал вызывающе дерзко: «Копыто инженера».
Роман начинался с того, что в час июньского заката «на крайней скамейке на Патриарших прудах» появлялись редактор журнала «Богоборец» Владимир Миронович Берлиоз и художник‑карикатурист Антон Степанович Безродный (имя последнего вскоре было заменено Иванушкой).
«Богоборец»… Что‑то знакомое, не правда ли? Ну, конечно! Это же журнал «Безбожник», несколько номеров которого Михаил Булгаков купил в январе 1925 года и, полистав их, «был потрясён» тем, что…
«Иисуса Христа изображают в виде негодяя и мошенника».
И вот теперь те, кто так непотребно «изобразили» Всевышнего, были вставлены в булгаковский роман. Берлиоз и Безродный, вели оживлённый разговор о подписи, которую надлежало поставить под очередной карикатурой на Иисуса и буржуя. Иванушка успел даже нарисовать прутиком на песке…
«… безнадёжный, скорбный лик Христа… Рядом с ним появилась разбойничья морда капиталиста…
В это время из Ермолаевского переулка и вышел гражданин…».
Да, это был первый вариант того самого романа, который четыре десятилетия спустя станет известен всему миру как «Мастер и Маргарита». Впрочем, ни мастера, ни Маргариты в нём тогда ещё не было. Но некий «гражданин» уже появился «из Ермолаевского переулка».
Берлиоз с Безродным поначалу подумали, что перед ними — иностранный специалист. Инженер. Скорее всего, немец. Однако незнакомец назвал себя знатоком белой магии и жонглёром, добавив, что он…
«Приехал в Москву, чтобы выступить в мюзик‑холле».
И предъявил документ, из которого следовало, что зовут загадочного «знатока» Велиар Вельярович Воланд.
Далее всё развивалось по уже знакомому нам «мастер‑и‑маргаритовскому» сюжету. «Инженер» Воланд предсказывал Берлиозу смерть, и его пророчество вскоре сбывалось: поскользнувшись на масле, которое пролила некая Пелагеюшка, Владимир Миронович погибал под колёсами трамвая. Безродный, ошеломлённый случившимся, пытался догнать странного предсказателя, но тщетно. Раздосадованный художник оказывался в ресторане, который носил…
«… дикое название Шалаш Грибоедова».
Там вконец обезумевший Иванушка потребовал, чтобы от его имени срочно обратились к председателю Совнаркома А.И.Рыкову:
«Скажите, что я, мол, сказал, чтоб Алексей Иваныч распорядился, чтоб послал стрельцов на мотоциклетке инженера ловить».
Разумеется, бедолагу Иванушку тут же скрутили и отправили в психиатрическую клинику, но он и там продолжал выдвигать свои странные просьбы:
«— Слушай, — обратился он к врачу, — звони и скажи: появился инженер и убивает людей на Патриарших».
А загадочный «инженер» преспокойно устраивал себе выступление в мюзик‑холле, где во время сеанса белой магии собственноручно откручивал голову конферансье Петру Алексеевичу Благовесту.
Дальнейшие события раскручивались ещё более невероятным образом. При содействии Воланда Иванушка совершал побег из психушки, затем, попав на похороны Берлиоза, завладевал катафалком и угонял его. Но тут началась гроза, Иванушка не справился с управлением, колесница и гроб попадали в реку И вскоре от них…
«… не осталось ничего, — даже пузырей — с ними покончил весенний дождь».
А Ивана Безродного отлавливали и вновь водворяли в психиатрическую лечебницу.
Вот такая написалась у Булгакова беллетристика.
Это была как бы его новая «дьяволиада», в которой почти открыто заявлялось, что насаждавшийся в стране большевистский «порядок» есть ни что иное, как самый обыкновенный сатанинский шабаш. И что всеми и всем в СССР управляет сатана, дьявол.
Мало этого. В романе был выведен ещё один персонаж — учёный, специалист по демонологии с весьма странными именем, отчеством и фамилией: Трувер Рерюкович Феся. Откуда взял их Булгаков? Что они означают?
Не иначе как намёк? Но какой?
Специалист по демонологии…
В средние века главными «знатоками», разбиравшимися во всех дьявольских «ересях», были высокопоставленные церковные иерархи. В советское время борьбу с антибольшевистской «ересью» возглавляли кремлёвские вожди. А главным «специалистом» по антисоветской «демонологии» в СССР был генеральный секретарь ЦК ВКП(б).
Этой же точки зрения придерживался в своём романе и Михаил Булгаков.
Так ли это? Попробуем разобраться.
Зовут булгаковского «специалиста» Трувер. Это довольно распространённое на западе имя. Труверами во времена французского средневековья называли певцов‑поэтов, менестрелей. Сталин, как известно, в молодости писал стихи. Некоторые из них были даже напечатаны. Ещё до революции.
