– Какой я вам командир? – сказал пожилой мужчина с седыми висками. – Я не командир, я доктор наук.
– Ну хорошо, доктор наук, извините. Подвезете на Арбат?
– Конечно. Садитесь.
Глеб устроился на заднем сиденье, положил свою спортивную сумку на колени.
Водитель осторожно выехал и неторопливо, пристально вглядываясь в поток машин, двинулся от Ленинградского вокзала.
– Вы что, из командировки?
– В общем-то да, – ответил Глеб.
– Ну и как там жизнь в Питере? – поинтересовался водитель, глядя на Глеба в зеркальце заднего вида.
– Нормально. Так же, как и в Москве. Только Питер очень грязный.
– Да и Москва грязная. Я ее и не помню такой. Даже после войны было чище.
– А вы помните, какая она была после войны?
– Да. Я тогда был мальчишкой. Еще стояли противотанковые ежи на улицах.
Кругом траншеи, окна заклеены. Кое-какие дома были разрушены.
– Да, представляю, – как-то меланхолично сказал Глеб, – зрелище не из приятных.
– Да что там зрелище! Есть было нечего, вот что плохо.
– Но сейчас же еды хватает?
– Да не хватает и сейчас, – сказал мужчина, и на его лице появилось странное выражение – жалость и презрение и какое-то пренебрежение к окружающей жизни. – Вот я, – мужчина ударил себя кулаком в грудь, – доктор наук, а вынужден шоферить.
– Да, это плохо, – согласился Глеб.
– Плохо… Да это ни к черту не годится! У меня была хорошая работа, хорошая лаборатория, а затем все это свернулось, люди поувольнялись. Кто помоложе – рванули за границу, кое-кто ушел в бизнес. А я совсем не приспособлен к новой жизни Торговать я не умею. Единственное, что мне остается, – так это шоферить и копаться на дачном участке.
– У вас хоть дача есть, – немного иронично улыбнулся Глеб.
– Да какая там дача… Маленький домик, вот и все. Дети выросли, разлетелись. Думал, будем жить большой семьей… А вы сами москвич?
– Нет, я родился в Питере.
– В Питере?
– Да, в Питере, на Васильевском острове.
– А чего же вы не живете там, а переехали в Москву?
– Так сложилась жизнь, – сказал Глеб и поморщился.
– Вам что, плохо? – увидев лицо Глеба в зеркальце заднего вида, спросил водитель.
– Да нет, ничего, просто зуб разболелся.
– О, зубы – это плохо. Сейчас вылечить зуб стоит дороже, чем раньше было заказать костюм у хорошего портного.
– Да, все дорого, – согласился Глеб и прикрыл глаза. Несколько минут они ехали молча. Мужчина осторожно, словно щадя, вел свою машину.
– Ну и как, кормит вас машина? – поинтересовался Глеб.
– Кормить-то кормит, но вот не поит. Я уже на нее столько истратил на ремонт, что, наверное, можно было бы купить новую.
– Так в чем дело? Купили бы, тогда не Надо было бы возиться с ремонтом.
– Не надо было бы возиться… Так вот в чем дело – денег-то у меня нет, чтобы купить новую машину. Да и эту жалко. Я полжизни проездил на ней. Двадцать лет назад купил, когда получил премию, и езжу по сей день. И знаете, что самое интересное?
– Что?
– А то, что она, как верный друг, никогда меня не подводила. Машина тоже может быть другом, и притом настоящим.
– Конечно, – согласился Глеб и тут же подумал о Сергее Соловьеве.
«Верный друг… Скорее всего, что-то произошло, о чем Соловьев мне не сказал. Но надеюсь, скажет при встрече».
Мужчина молчал. И вдруг его словно прорвало. Он повел машину еще медленнее.
– А вот вы почему никуда не уехали? Почему остались в России? Ведь здесь деньги только у бандитов, только у воров и торговцев, только у спекулянтов.
Здесь невозможно зарабатывать деньги честно.
– Как вам сказать… – ответил Глеб. – Я побывал за границей и довольно много раз. Но знаете, мне там жить не хочется.
– Вам не хочется? А вот я бы согласился. Но у меня здесь уже немолодая жена, она все время болеет. У меня здесь дети, квартира, вот эта машина. Мне нравится этот воздух, мне нравится выезжать в Подмосковье, нравятся леса, поля, речки… Я не могу оставить Россию, не могу.
– Не расстраивайтесь, – спокойно сказал Глеб, – со временем, надеюсь, все уладится и войдет в свое русло И тогда жизнь станет иной.
– Когда это произойдет? Мне кажется, я уже не увижу той жизни. А смотреть на сытые рожи «новых русских» мне надоело. Тошнит. Они же ничего не умеют делать. Они все недоучки, бандиты. Они живут за мои счет, за счет моих детей, за счет народа.
Глебу стало немного не по себе, ему было искренне жаль этого немолодого мужчину с лицом школьного учителя Он понимал, что человека жизнь выбросила на обочину, и этот человек никак не может поверить, что жизнь изменилась и не может найти в ней своей ниши, своего места.
"А мое место какое? – задал вопрос Глеб, задал сам себе, – Место убийцы?
Место человека, который вершит суд? Но кто уполномочил меня на это?"
– Знаете, иногда мне хочется разогнаться на этом стареньком «москвиче», выжать из него все, что можно, и врезаться в какой-нибудь черный «мерседес».
Пусть я погибну, пусть. Но и каким-нибудь одним мерзавцем станет меньше.
– Это не выход, – сказал Глеб.
– Вы говорите – не выход. А где выход? Кто его знает? Депутаты? Президент?
Министры? По-моему, его никто не знает, не видит. Президент держится за власть, вцепившись в нее обеими руками, министры ему помогают, и никому нет дела до меня, до человека, до доктора наук. Ведь я бы мог приносить огромную пользу, мог бы делать научные открытия. А меня просто вышвырнули из института, лабораторию закрыли. Что мне теперь делать? Ведь я еще не так стар, мне всего лишь шестьдесят. Я мог бы работать, и хорошо работать. А вынужден шоферить, подвозить пьяных, всяких проституток.
– Ну, по-моему, проститутки не очень любят ездить на такой машине, как у вас.
– Да им все равно, – сказал мужчина, – вот вчера вечером села ко мне одна на Белорусском вокзале и говорит: «Отвези меня, дедушка, на Лосиный Остров, я с тобой хорошо рассчитаюсь». Мне-то что, я запустил двигатель, повез, а она вытащила пачку денег и принялась пересчитывать. Денег было много. Я отвез, там ее встретили два мужика. А когда я спросил: «А где же деньги?» – один из них вытащил пистолет и сказал: «Вали отсюда и поскорее, а то сейчас получишь девять граммов».
– И что вы? – осведомился Глеб, морщась от боли – Что я? Развернулся и уехал, проклиная себя за то, что согласился везти эту тварь – Да, бывает. Не расстраивайтесь, – сказал Глеб.
