– Да, не расстраивайтесь. Если бы это было впервые, а то случается почти каждый день.
– А вы берите деньги вперед, – дал совет Глеб Сиверов и улыбнулся.
Мужчина-водитель развеселился.
– Вот с вами хорошо ехать, вы шутите. Наверное, у вас в жизни все складывается наилучшим образом.
– Я бы не сказал, – ответил Глеб и вновь поморщился от боли Перед глазами поплыли разноцветные круги, синие, зеленые, желтые. Они искрились, таяли. Глеб знал, если он не сконцентрируется, расслабится хотя бы на пару секунд, то потеряет сознание, поэтому он собрался в комок. Он не слышал, о чем говорил водитель, не смотрел в окно. Он закрыл глаза, опустил голову и крепко сжал кулаки. Так сильно, что ногти впились в ладони.
– Любезный, да вам, наверное, плохо? – водитель притормозил и тронул Глеба за плечо.
Он тронул его как раз за то плечо, которое было ранено. Глеб вскрикнул.
– Вам плохо? Может, в больницу?
– Нет, нет. Везите меня на Арбат.
Вскоре «москвич» въехал в переулок, и Глеб попросил притормозить, затем вытащил из внутреннего кармана две десятидолларовые бумажки, подал водителю.
– Это очень много, – удивленно воскликнул мужчина.
– Ничего, берите, спасибо, что довезли.
Водитель был в изумлении.
Глеб выбрался и быстро зашагал по улице. Свернув за угол, он вошел в подворотню, огляделся. Не заметив ничего подозрительного, он подошел к лавочке у подъезда, устало опустился на жесткие брусья. И только после того, как посидел минут пять, тяжело поднялся и вошел в подъезд, пропахший жареной картошкой и кошачьими испражнениями. Глеб понял, что до шестого этажа подняться будет трудновато, и решил не искушать самого себя, подошел к лифту, нажал пальцем кнопку. Когда кабина опустилась, он вошел и привалился к стенке. Лифт медленно пополз вверх. Глеб видел, как проплывают этажи, но ему казалось, что лифт поднимается не вверх, а падает в какую-то угрожающую бесконечную бездну, черную узкую шахту.
«Что со мной такое? Ведь рана на первый взгляд несерьезная, просто пробиты ткани, кость не задета, пуля прошла насквозь. Почему же так больно?»
Лифт дрогнул и остановился. Глеб выбрался на площадку и прислушался. В подъезде царила гулкая тишина, было слышно, как поскрипывают тросы лифта. Но вот внизу хлопнула дверь – не входная, а чья-то квартирная, – и послышались детские голоса. Глеб вытащил из кармана связку ключей, подошел к двери и, превозмогая боль, открыл одну, затем вторую дверь.
Войдя в мастерскую, он сразу же сбросил куртку, стянул с себя рубашку.
Повязка на плече вся пропиталась кровью, в крови были даже рукав рубахи и кобура. Глеб разделся, подошел к шкафу, открыл его и вытащил плоский пластмассовый ящик В его руке сверкнул шприц, упакованный в пластиковую капсулу. Глеб зубами разорвал упаковку, разрезал скальпелем повязку. Затем, чуть прищурив глаза, воткнул шприц в мышцу у самой раны и медленно выдавил содержимое. Из раны сразу же полилась густая кровь. Глеб взял бинт, промокнул кровь, обработал рану и наложил плотную повязку.
От укола ему стало легче. Он нашел металлическую упаковку с таблетками и, подумав, взял две небольшие желтые таблетки, забросил в рот и, подойдя к крану, пустил воду и принялся жадно пить. Ему хотелось под душ, хотелось, чтобы тугие холодные струи смыли с него пот, смыли усталость, чтобы опять вернулась бодрость. Но он понимал, что с повязкой лучше душ не принимать.
Глеб плеснул в широкий граненый стакан коньяка и сел в мягкое кресло. Он сидел и медленно, глоток за глотком, пил коньяк. По телу разливалось тепло.
Глебу хотелось как можно скорее прийти в себя. Время от времени он посматривал на циферблат своих часов, на секундную стрелку, которая медленно ползла по кругу. Единственное желание, которое было у него сейчас, – это взять телефон и позвонить Ирине. Но Глеб знал, что делать это сейчас не надо, что сейчас он еще слаб, еще не пришел в себя.
И все равно ему страстно хотелось услышать спокойный и уверенный голос Ирины. Его рука сама потянулась к телефону.
– Нет, – сказал он сам себе, вставая с кресла. Боли в плече уже не было.
Глеб поднял руку и взмахнул, затем несколько раз сжал и разжал пальцы.
– По-моему, все в порядке. Главное спокойствие. Звонить никуда не надо.
Вначале надо дождаться Сергея. Надо встретиться с ним и попытаться разобраться, что же произошло.
Глеб вернулся в кресло, плеснул в стакан еще коньяка, но тут же понял: надо сварить кофе, очень крепкий и густой. И выпить две чашки. И только после этого он сможет нормально соображать.
Глеб чертыхнулся, выбрался из кресла и пошел к маленькой плите. Но по дороге передумал, решил сварить кофе в итальянской кофеварке. Он засыпал очень большую порцию молотого кофе, закрыл крышкой, залил в кофеварку холодную воду и нажал кнопку. Буквально через минуту в стеклянную колбу начали падать черные капли. По мастерской пополз густой терпкий аромат. Глеб сглотнул слюну.
– Сейчас все будет в порядке, – сказал он сам себе и, подойдя к музыкальному центру, опустил иглу на диск.
Прозвучали первые аккорды. Моцарт.
На губах Глеба появилась блаженная улыбка. Он подошел к зеркалу, аккуратно сорвал бородку, протер лицо одеколоном, наклонился над умывальником и вымыл лицо холодной водой. Постепенно он приходил в себя. Глеб даже чувствовал, что сердце стало биться абсолютно ровно и спокойно. «Наверное, у меня сейчас давление сто двадцать на восемьдесят. Может быть, чуть выше».
Глеб положил пальцы правой руки на запястье левой и посмотрел на часы.
«Пульс в норме, – ухмыльнулся он сам себе, – восемьдесят девять ударов в минуту. Что же, я еще крепок. А ведь могло быть и хуже»
И перед глазами Глеба, как в ускоренной видеозаписи, проплыли все картины предыдущего дня. Он видел складки шелкового халата Цыгана, сверкающее лезвие ножа, его темные глаза, наполненные смертельным ужасом, видел красный дом, глаза девочки…
«Почему я не спросил, как ее зовут? – подумал Глеб, – А если бы у меня была такая же дочь? Как бы я ее назвал?»
Глеб Сиверов улыбнулся.
«Наверное, я назвал бы ее Юлей. Ведь она такая подвижная, разговорчивая и веселая. Да, я назвал бы ее Юлей».
Звучала музыка, Глеб представлял то, что сейчас должно было бы происходить на сцене. Он знал эту оперу наизусть. Он мог напеть партию Царицы ночи, партию Памины, ее дочери, партию Принца.
Он вспомнил, как приходил на «Волшебную флейту» в Вене, еще ребенком, с отцом. Он вспомнил восхищение, охватившее его после того, как раздвинулся тяжелый бархатный занавес.
Глеб отключил кофеварку, наполнил кофе большую белую чашку, уселся в кресло и, прикрыв глаза, сделал первый глоток обжигающего ароматного напитка.
