Он метался по своему огромному дому. Но постепенно успокаивался. Его движения становились все более уверенными и осторожными. И когда к дому подъехал черный «мерседес» в сопровождении двух черных «волг», Седой уже оправился от первого потрясения. Он выглядел спокойно и уверенно. Он снял разорванную пижаму, надел шелковую рубаху с коротким рукавом. Золотая цепь с крестом, украшенным бриллиантом, сверкала на его волосатой груди. Он сидел, понуро опустив голову, за большим старинным столом в гостиной.
Богаевский, щуплый мужчина с глубоко посаженными глазами на худощавом лице, семенящей походкой подошел к Седому, положил ему руку на плечо.
– Держись, брат, держись. Мы этим сукам продажным еще покажем! Я понимаю – Цыгана не вернуть, но теперь придется действовать осторожно, максимально осторожно и осмотрительно. Кто тебе позвонил из Питера?
– Крапленый.
– А разве он был в курсе?
– Да, он знал.
– Так говоришь, знал? – каким-то дребезжащим голосом уточнил Дьякон.
– Он знал только о девочке, но чья она дочь, Крапленому было не известно.
– И он не мог узнать?
– От кого? Кто ему скажет? – зло пробурчал Седой и приказал одному из своих помощников:
– Принеси сюда водку и закуску.
На столе появилась литровая запотевшая бутылка водки и всяческая снедь.
Седой наполнил рюмки, и они с Богаевским выпили, не чокаясь.
– Будь они все прокляты, суки продажные! – сказал Седой, отламывая маленький кусочек хлеба.
Затем он взял массивную вилку и легко изогнул ее, чуть не завязав в узел своими мощными руками.
– Ненавижу! Ненавижу продажных шакалов!
– Послушай, Петр, – Богаевский подвинул свой стул поближе к Мартынову и, махнув рукой, приказал всем выйти из комнаты.
Этого его движения хватило, чтобы все бандиты исчезли за дверью.
– Я думаю, что все далеко не так, – сказал Богаевский и заглянул в глаза Седому. – Я думаю, что это действовали люди Бортеневского.
– Но ведь мы же его предупредили, что если он обратится куда-нибудь за помощью, его девочка будет мертвой.
– Видишь, Петр, мы ошибались в Бортеневском. Он оказался не робкого десятка, и на наши предупреждения отреагировал по-своему.
– Да сука он последняя! Я уничтожу его! Уничтожу, не пожалею денег! И он будет трупом – Не горячись. Здесь все надо хорошо обдумать, взвесить, обсудить. На даче было трое твоих людей и пятеро моих. У меня в Питере есть один знакомый мент…
Я ему хорошо плачу, и утром мы будем иметь информацию по этому делу. Нам расскажут все.
– Да что толку! Цыгана уже не вернешь, а он был у меня один. Я для него ничего не жалел.
– Ладно, ладно, – сказал Дьякон, – ты сейчас об этом не думай. Давай лучше выпьем.
И они вновь наполнили рюмки, молча выпили. Седой даже не притрагивался к еде. А вот Богаевский взял ломтик осетрины, вилкой свернул его в трубочку и принялся жевать, расхаживая по огромной гостиной. Он ходил сутулясь, сгорбившись, опустив голову. Его длинные седые волосы, за которые он и получил кличку Дьякон, лежали на плечах.
– Мне кажется, все не так просто, – скрипучим голосом бурчал Дьякон. – Мне кажется, здесь что-то не так. Понимаешь, Петр, концы не сходятся с концами.
– Послушай, сколько мы потеряем, если Бортеневский откажется с нами сотрудничать? Сколько? – вставая из-за стола, с грохотом отодвигая стул, воскликнул Седой.
– Мы теряем много. С его банка мы могли бы получать почти треть того, что имеем. Треть – это много, – сказал Дьякон и, подойдя к столу, наполнил рюмку, – Ты понимаешь, что это очень большие деньги, а даже за маленькую часть этой суммы можно нанять таких профессионалов, что они уберут, не моргнув глазом, и тебя, и меня, и всю нашу родню.
– Но слушай, Дьякон, что ты городишь? Кто эти профессионалы? Мы с тобой знаем почти всех.
– Ты знаешь всех медвежатников, я знаю всех торговцев бриллиантами, но ни ты, ни я не знаем киллеров, не знаем специалистов, которые работают на разведку.
– Да ну, окстись. Дьякон! Что ты такое городишь? Какая разведка будет заниматься Цыганом? Какая разведка будет стрелять?
– Это я так, к слову. Седой. Но скорее всего действовал профессионал.
Седой устало опустился "а свой стул и, опершись локтями о край стола, принялся яростно тереть волосатыми кулаками глаза.
– Знаешь, что я думаю… – проскрипел Дьякон. – Только ты не горячись, не кричи, а выслушай меня.
– Да ладно, говори. К чему эти предисловия?
– Так вот. Был убит Цыган, твой брат. А то, что девочка находится на его даче, знал только он. Его, как я понимаю, убили первым и убили только после того, как узнали о девочке.
– Что ты хочешь сказать? – отняв ладони от лица, сверкнул глазами Седой.
– Ничего. Я всего лишь рассуждаю.
– Осторожнее рассуждай, Дьякон. Я не верю в то, что ты хочешь сказать. Не мог Цыган меня сдать, не мог.
– Он сдал не тебя, он спасал свою жизнь.
– Этого не могло быть! Цыган не тот человек. Ты же его хорошо знаешь, Иосиф.
– Но как они узнали о даче?
– А черт их знает! – выкрикнул Седой и грохнул кулаком по столу.
Посуда задребезжала, бутылка повалилась на пол, но Богаевский успел ее подхватить.
– Успокойся, не нервничай. Будь таким, как всегда, и мы разберемся.
– Да что тут разбираться, Иосиф? Надо кончать с этим банкиром.
– Если бы это было так просто, – Богаевский задумчиво подошел к окну и, осторожно отодвинув тяжелую штору, выглянул на улицу.
Во дворе стояли его люди и курили. Они о чем-то переговаривались.
Богаевский смотрел на красные точечки огоньков в их руках.
– Послушай, – сказал он Седому, подошел и положил ему на плечо свою худую руку, украшенную массивными золотыми часами и двумя перстнями с бриллиантами, – я сейчас позвоню своему менту, и мы все узнаем. Вернее, завтра все узнаем.
– Ладно, звони. Валяй, – сказал Седой, наливая в рюмку водку.
Богаевский взял телефон, быстро набрал номер. Долго никто не снимал трубку. Седой, повернув голову, смотрел на Дьякона. Но лицо того было сосредоточенным, глубоко посаженные глаза – полуприкрытыми.
«Ну и страшен же ты! Как покойник», – почему-то подумал Седой и опрокинул рюмку водки себе в рот.
– Алло, алло, – проскрипел Богаевский.
– Да, это я.
– Конечно, ты уж извини, что так поздно. Но знаешь, мне сейчас не до приличий. Там у вас, на Фонтанке, погиб вчера один человек, Мартынов Сергей Петрович, по кличке Цыган.