Замешательство смешивается с ужасом на лице Билла:
– Что? О чем ты говоришь? Я не…
Матильда вонзает нож ему в грудь и медленно вытаскивает лезвие. Билл отплевывается и хрипит.
– Все эти дети, живущие в грязи, должны присоединиться к этому безумию? – Лезвие входит в тело, и Ведьма снова вытаскивает его. – Ты думаешь, людям нравится вырезать что-нибудь о себе на деревьях? – Второй клинок присоединяется к первому, помогая довершить начатый ритуал. – Ты думаешь, это смешно – смотреть, как люди убивают себя, чтобы добраться до вершины? В чем дело, Хэнк, почему ты не смеешься? Это же должно быть весело.
Оба лезвия выдернуты, оба лезвия воткнуты.
– Ты думаешь, что можешь просто откупиться от нас своим маленьким волшебным жилищным проектом? Ты хочешь забрать его у меня? – По щекам Матильды текут слезы. Она оставляет ножи внутри и начинает колотить Билла по лицу.
Удар.
– Люди – не продукты.
Удар. Удар.
– Люди – не игрушки.
Удар.
К тому времени, когда Джеймс добирается до Матильды, лицо Билла становится неузнаваемым месивом. Тело все еще дергается.
Клинки Ведьмы, погруженные по самую рукоять, торчат из смертельных колотых ран. Матильда в изнеможении колотит кулаками в грудь мертвеца, еще больше обливаясь кровью.
Молчун не знает, что сказать. Он не замечал растущего гнева и отчаяния до этого момента. Вот то, что он должен был знать о ее ненависти к этому месту. Все, что оно олицетворяло, теперь лежало у его ног – избитое, изуродованное, кровоточащее.
Все, что он мог сделать, – положить руку на плечо девушки, когда та упала без сил, совершенно разбитая и убитая горем.
А в замке на вершине Шпиля король готовился к приходу долгожданных гостей.
16. Шахматы
Крепко сжимая свой автомат, Молчун пробирается через темные залы дворца Хэнка. Он поддерживает Ведьму свободной рукой. Лабиринт роскошных залов дворца позволяет им в некоторой степени идти незамеченными. Они успешно проскальзывают мимо патруля охранников, а затем минуют еще один.
Кровавая баня за стенами замка привлекла патруль, оборонявший периметр, и охранники не отрываясь следили за происходящим.
Когда они поднялись по широкой лестнице, украшенной статуями, Молчун сравнил щедрый декор дворца с убогими трущобами у подножия Шпиля. Здесь концентрировались все блага Системы, накопленные одним человеком, погрязшим в иллюзиях, и этот человек подстегивал своих отчаявшихся подданных, соблазняя их тенью роскошной жизни. Вся в крови, не говоря ни слова, Матильда опиралась на Джеймса, когда они поднялись по лестнице. Он чувствовал, что в ней все еще кипел гнев.
Молчун продолжал говорить себе, что еще был шанс спасти Хэнка – если тот не слишком далеко зашел.
Лестница, наконец, закончилась маленькой прихожей с высокими потолками и мраморным фонтаном, точно выполненным в виде Шпиля. Вода струилась вниз из миниатюрного замка на его вершине, но вид фонтана постоянно менялся, как менялось и отражение Шпиля в текущей воде.
За фонтаном, в помещении, которое можно было посчитать тронным залом, сидел Хэнк Браун на богато украшенном стуле из слоновой кости. Золотая корона на его голове не скрывала тонких седых волос. Красные струящиеся одежды развевались над его роскошной изумрудной туникой. Ухмылка Хэнка лишь подчеркивала его и без того резкие черты лица. Поначалу Джеймс успокоился, глядя на эту улыбку. Затем, наконец, заметил пронзительный взгляд.
– Джеймс Рейнольдс. Давно не виделись, не так ли?
Джеймс молчал, не сводя глаз с Хэнка, пытаясь узнать того, кого он когда-то знал.
В поведении Хэнка не было ничего угрожающего, но он не моргал, не сводя глаз с Джеймса и Матильды.
Пытаясь сдержать тревогу и беспокойство, Джеймс медленно присел, положил оружие на землю и снова выпрямился, подняв руки. Рядом с ним неподвижно и молча стояла Матильда.
Джеймс не понимал, хорошо это или плохо.
– Так оно и есть, Хэнк. Я уверен, ты знаешь, почему мы здесь.
Неожиданный раскатистый смех правителя эхом разнесся по залу:
– Ну конечно же, знаю! Каким бы я был королем, если бы не знал, что происходит в моем царстве?
Слегка подвинувшись, чтобы заслонить Матильду своим телом, Джеймс осмотрел комнату в поисках возможной засады.
Но никого кроме них не было.
– Ну и что ты предлагаешь, Хэнк? Ты отдашь мне ключ или нам нужно забрать его силой?
Когда эти слова были сказаны, Джеймс удивился, насколько нескладно они прозвучали даже для него самого. С таким же успехом они могли бы быть произнесены Матильдой.
Громкий смех Хэнка Брауна резко оборвался, и Джеймс вполголоса выругался. Прямота Ведьмы передалась и ему. Джеймс предостерег себя, что лучше промолчать.
Правитель Шпиля встал со своего трона.
– И под «силой», я полагаю, вы подразумеваете то, что вы сделали с Вирджинией?
Джеймс открыл было рот, но Хэнк перебил его:
– Неважно. Мы не будем делать это вашим методом, то бишь силой. Мы сделаем это так, как захочу я. Мы сыграем в одну игру. Если ты победишь, я охотно отдам тебе ключ.
Джеймс сделал несколько осторожных шагов к своему старому другу, медленно опуская руки.
– Послушай, Хэнк…
Король оборвал его пренебрежительным взмахом руки.
– Мы сделаем это так или не сделаем вообще. – Хэнк снял корону, и она превратилась у него в руках в золотую ленту – ключ. – Играем по моим правилам, или я его уничтожу.
Джеймс остановился:
– Это один из четырех ключей к Системе. Даже ты не настолько сумасшедший.
Улыбка Хэнка, отнюдь не дружелюбная, становится еще шире. Он ликует:
– Вы хотите в этом убедиться?
Король щелкает пальцами, и пол тронного зала мгновенно превращается в сетку раскрашенных квадратов. Наполовину белых, наполовину фиолетовых.
– Если выиграешь, то получишь мой ключ. Если нет, то я оставлю его себе. И чтобы показать вам, что между старыми друзьями нет вражды, вы сможете свободно уйти независимо от результата. Хотя я уверен, что вы и так готовы все бросить.
Сцепив руки, он добавляет:
– Но я думаю, это даст нам больше времени, чтобы наверстать упущенное, не так ли?
Джеймс оглядывает пустую комнату.
– Так вот в чем дело, Хэнк? Я уверен, что здесь достаточно уединенно. Я бы не возражал навестить тебя…
Резкие ноты мгновенно снова звучат в голосе Хэнка. Его лицо искажается от гнева, но почему-то он все еще не моргает:
– Думаешь, именно поэтому я заставил тебя пройти через все это? Потому что мне одиноко?
