Только я собралась призвать Януша на помощь, как слуха моего коснулись звуки из ожившего динамика. Дневной выпуск новостей. Некоторое время я слушала, предаваясь тоске и унынию, потом сказала:
– Ребята, обратите внимание, моя жертва вещает!
Весе и Януш подняли головы и с любопытством прислушались – мои контакты с диктором не являлись для них тайной. Красивый, благозвучный голос поставил нас в известность, что “...в Польшу отгружено сто восемьдесят тонн болгарских помидоров...”.
– Интересно. – задумчиво протянул Весе. Я наконец опомнилась и со вздохом вернулась к прозе жизни.
– Януш, поди-ка сюда. Что ты тут замерял? Воздух?
– Какой еще воздух? – неуверенно спросил Януш, поднимаясь из-за стола. – Чего ты несешь?
Я продемонстрировала ему загадочное место.
– И правда. Погоди, что я тут мог начертить?
Он склонился над столом, навалившись локтями и подперев ладонями подбородок, и мы с ним осоловело уставились в таинственные размеры.
– Пристаешь со всякими глупостями, – недовольно буркнул Януш. – Откуда мне знать, что я здесь замерял три месяца назад.
– Но ты же что-то имел в виду?
– Ну имел, только что?
– Может, забыл дорисовать?
– Постой-ка... Сейчас соображу, достань поперечник...
Поглощенные реконструкцией авторской задумки и творческого ее воплощения, мы не обращали внимания на Весе, который тем временем встал из-за стола, подошел к телефону, набрал номер и попросил дать ему какой-то внутренний. Я расстелила поперечник.
– Есть! – обрадовался Януш. – Канализационный водосборник!
– Точно, в поперечном он внесен, а в продольном нет. Забыл. Обычно бывает наоборот, чертеж сделан, а размеры не проставлены.
– Такой уж я оригинал. Вот ты и доделай.
Весе между тем вышел на связь и попросил кого-то к телефону. С недосыпу реакция у меня оказалась замедленной, и потому фамилию, которую он назвал, я пропустила в первую минуту мимо ушей. А когда, позабыв про водосборник, взвилась со стула, было уже поздно.
– Весе, побойся бога! Что ты задумал?
– Хочу спросить, почем будут эти болгарские помидоры, – вежливо разъяснил мне Весе, прикрывая трубку, и сразу же ладонь убрал. Видимо, на другом конце провода уже отозвались. Я жутко растерялась и не могла сообразить, как спасти положение. Вот беда, взбрело же ему в голову приставать к невинному человеку!..
– Весе, это не тот! – наконец взмолилась я. – Оставь его в покое! Он на меня снова взъестся!
– Прошу меня извинить, – сказал Весе в трубку, озадаченно на меня косясь. – Вы не скажете, почем будут эти болгарские помидоры?
Я рвала на себе волосы и проделывала перед ним разные другие пантомимические движения, имеющие целью показать, сколь трагическую он совершает ошибку. Подать голос я боялась – меня могли услышать. Телефон у нас работал на редкость исправно. Весе отвел трубку от уха, и мы оба услышали ответ:
– По два злотых двадцать грошей...
– За кило?
– Нет, за дюжину.
– О, так дешево!
– Могло быть и дешевле, верно?
– А когда поступят?
– Недели через две-три.
– А то я, понимаете ли, переживаю, как бы не сгнили...
– Не переживайте. Они в холодильниках. Бог весть какими еще глупостями они бы обменялись, если бы Весе не смутила моя реакция, – сбитый с толку, он сократил свой допрос до минимума.
– Премного вам обязан, – вежливо и с большим чувством сказал он.
– Всегда к вашим услугам.
Весе положил трубку, благодаря чему я наконец смогла принять нормальную стойку и слегка остыть.
– Поразительно, – недоумевала я. – Он должен был закатить скандал.
– С какой стати? Он ведь меня с тобой не связывает. А вообще как тебя понимать? Что значит “не тот”?
– Я тебе разве не говорила? Мы с ним столкнулись случайно в “Бристоле”. Оказалось, не тот. Я преследовала невинного агнца.
– Но ведь это он оскорблял тебя по телефону?
– Да, но меня интересует совсем другой... Я объяснила Весе в деталях прискорбное недоразумение. Он слушал и неодобрительно качал головой.
– Я уже во всяких твоих субчиках запутался. Лично мне не нравится скандалист. А которого из них зовут Януш?
– Подозреваю, что обоих. Этого точно, а того наверное. Вообще Янушей развелось как собак нерезаных.
– Вот именно, – с горечью подхватил Януш. – Я, пожалуй, сменю себе имя. Тот твой, из Лодзи, тоже Януш?
– Ага. Преследует меня это имя, хоть плачь.
– Я бы с удовольствием с ним повидался, – сказал Весе раздумчиво.
– С которым?
– Со скандалистом. Позвонить, что ли, и предложить встретиться?
– Бить будешь? Когда хватился! Все уже быльем поросло. И вообще я не хочу с ним связываться. Его личность меня не вдохновляет.
Уверенности в том, что Весе образумился, у меня не было, как бы теперь еще и он не натворил глупостей, расхлебывать-то придется мне! Вот уж не было печали, и так на меня все шишки валятся, белый свет не мил, даже собственная персона ничего, кроме раздражения, не вызывает...
Видно, не судил мне бог дописать треклятую статью в тиши и спокойствии. Сразу же по возвращении домой я создала себе рабочую обстановку, вознамерившись целиком отдаться творчеству. Окно стояло распахнутым по причине внезапного и бурного наступления весны. И вот в это самое окно врывался странный, раздражающий своей монотонностью звук. Что-то где-то пыхтело: “пффф.., пффф...” – переходя в сочный рык, разносящийся далеко окрест. Сил моих больше не было, я встала и подошла к окну. Напротив на балконе какая-то баба набирала в рот воды и могучим фонтаном прыскала на свой цветник.
Казалось бы, балкон являет собой физический объект, ограниченный в пространстве. Как бы не так – балкон этой поливальщицы, засаженный цветочками, судя по продолжительности действа, тянулся в бесконечность. Все-таки запрет на владение огнестрельным оружием имеет свой глубокий смысл...
Я попыталась воздействовать на свою мучительницу устрашающим взглядом, но меня оторвал от гипнотического сеанса звонок. Подходя к телефону, я была уже на точке кипения. Кто бы ни звонил, чума на его голову! Значит, судьба к нему неблагосклонна, а я лишь слепое ее орудие.
– Слушаю, – процедила я.
– Четыре сорок девять восемьдесят один?
– Да!
– Операция “Скорбут”...
Несмотря на дикое раздражение, я сразу усекла, что голос на этот раз совсем другой. При мысли о том, что полстолицы решило изводить меня припурочными розыгрышами, я окончательно вскипела и оттого стала олицетворением любезности.