Но разве не могли догадаться?
Не могли. Ведь люди, как правило, заложники своих знаний и парадигмы мышления. И если выйти за пределы картины мира ещё можно… могут единицы, то вот с использованием неведомых знаний всегда проблемы. Сначала нужно узнать о колесе, хоть как-то, и только потом пытаться применить его к делу. К чему всё это? К тому, что прыгнуть выше головы генералы противников не могли. К счастью.
Если всё упростить, то общая идея такова. Научно-технический прогресс к середине создал ситуацию, при которой наступление в лоб стало практически невозможным. По старинке, во всяком случае.
Это привело к изменениям в стратегии и тактике. Преимущество стало отдаваться обходам и манёврам. Все серьёзные войны 1860–1870-х годов, где сталкивались технически развитые противники, превращались в своеобразные танцы.
#Непрекращающиеся манёвры. Как в форме банальных обходов, так и в формате так называемого «концентрического наступления», когда здравый манёвр войсками приводил к нападению на противника радикально превосходящей массой и с разных сторон.
В лоб же… пробовали. Наши генералы, например, пробовали, развивая концепцию Суворова в силу своих способностей. Из-за чего во время очередной войны с Османской империей в 1877–1878-х годах наша армия умудрилась так умыться кровью, что не пересказать. Да и вообще – выиграть едва ли не чудом. Хотя турецкая армия была совершенно деморализована и не организована. Фактически она в те годы пробивала своё дно в самом мрачном значении этого слова.
И не нужно думать, что мы такие дураки. Нет. К концу 1870-х годов никто в мире не знал, как можно продуктивно наступать на укрепившегося противника, вооружённого современным оружием. Немцы десятилетием раньше под Седаном также вели своих солдат на убой и брали не тактикой, а грамотной стратегией, развёртыванием войск, манёвренностью… и артиллерией. Но там были поля. Там была возможность для манёвра. А здесь у наших зачастую и обходить не имелось никакой возможности. Так что, хоть мы и заработали себе крайне негативную репутацию, усугубив свой – и без того убогий после позорной Крымской войны – статус, но вряд ли немцы в тех условиях выступили бы сильно лучше. Разве что благодаря своим национальным фишкам –
высокой организации и дисциплине. Но они не решали главной проблемы – наступления.
С этой бедой все серьёзные армии мира и подошли к Первой мировой. К её манёвренной части, которая в этой реальности невероятно затянулась. Почему? Потому что постоянно оказывалось, что либо весь фронт в дырах и есть простор для манёвра, либо у противника на направлении так мало сил, что его можно даже в лоб продавить.
Но вот подошла к концу кампания 1915 года. И фронты застыли, начав ударно окапываться.
В оригинальной истории это произошло из-за того, что всем сторонам конфликта удалось поставить «под ружьё» слишком много солдат. Что создало непреодолимые трудности в наступлении. В текущей ситуации все стороны конфликта настолько истощились из-за чудовищных потерь в живой силе и материальной части во время кампаний 1914 и 1915 годов, что им хватало теперь даже той шаткой обороны, которую могли выставить против них.
Все прекрасно понимали сложность обстановки. Поэтому начали компенсировать недостаток войск фортификационными работами. И буквально за несколько месяцев полевые укрепления протянулись практически сплошными линиями по всей зоне соприкосновения сторон. Да ещё в два-три эшелона. Чтобы просто так прорвать не получилось бы.
И это положение оказалось в новинку для всех. Как, собственно, и в оригинальной истории, осенью 1914 года. Развитие материальных средств породило тяжёлый, системный кризис в военном искусстве. Когда по-старому воевать уже не получалось, а как воевать по-новому – ещё не придумали.
Конечно, всегда можно уповать на новые технические средства. Но те же танки, хоть и помогали в годы Первой мировой, но кардинально вопрос не решали, оставаясь лишь средством усиления. Да и во Вторую мировую войну основу войск составляла пехота. Много пехоты. Очень много пехоты. Которая и воевала, научившись вскрывать глубоко эшелонированную оборону противника. Но до этого было ещё далеко.
Первых подвижек в этом вопросе удалось добиться только после четырёх лет крайне кровопролитной позиционной войны. Когда в сражениях перерабатывались в перегной сотни тысяч людей за какие-то несколько дней. Однако до 1930-х и даже это не сильно помогало. Потому что опыт нужно обобщить, обдумать и найти новые тактические решения. Что и сделано Германским генштабом к началу 1930-х. Германский штаб же образца 1916 года – что оригинальный, что получившийся в текущих реалиях – тупо не понимал, к чему готовиться и как защищаться от «неведомой фигни», не известной им от слова вообще. Потому что его понимание наступления принципиально никак не изменилось со времён той же Франко-прусской войны 1870–1871 годов…
Совокупность факторов привела к тому, что 14 мая 1916 года на участке Северного фронта у Штормграда германская армия оказалась в положении РККА лета 1941-го.
Мощный лобовой удар проломил оборону. Слишком быстро и глубоко для того, чтобы на смежных участках началась паника из-за опасности классического обхода и флангового удара. Новорождённые десантники смогли уничтожить штаб армии, контролирующей этот участок фронта, лишив его стратегического управления и некой связности. А их последующий вояж по тылам привёл к уничтожению многих узлов связи. Из-за чего командование не смогло оперативно перехватить управление войсками. Радиосвязи с полками и дивизиями не было, а телефонная и телеграфная пропала.
К этому добавилось начавшееся нарастающее давление на смежных участках. И вуаля! Разбитые и деморализованные части и подразделения спешно отходили, стремясь опередить наступающего противника в развёртывании. Постоянно подвергаясь бессовестным налётам авиации…
Несмотря на местные тренды в развитии авиации, Меншиков им не спешил следовать. Скорее напротив. И при самой деятельной поддержке Ренненкампфа сформировал под Штормградом авиаотряд, укомплектованный нужными ему самолётами. Купить их было негде, поэтому пришлось строить. С нуля. Под чутким руководством Сикорского, который простаивал из-за отсутствия интереса к бомбардировщикам класса «Илья Муромец». Он, правда, пытался и лёгкими самолётами заниматься, но у него не пошло… да и не привлекали они его. А тут Максим с интересным предложением.
В результате уже в начале 1916 года буквально поштучно начали собирать первые самолёты, нетипичные для Первой мировой войны. Да, это были бипланы. Но какие бипланы! Корпус полностью деревянный с фанерной обшивкой. Где-то наборный, где-то монокок – то есть выклеенный по форме из распаренных листов фанеры. Весь корпус. И крылья тоже. В то время как остальные самолёты во всех странах мира продолжали обшиваться преимущественно перкалью – тканью.
Силовые установки под стать планеру – спаренные ротативные двигатели Bentley BR1 по 150 «лошадей» каждый, установленные в двух крыльевых гондолах. Первый двигатель тянул, второй толкал. Между ними стоял общий сварной топливный бак из 8-мм листов катаной марганцевой стали. И вся эта «силовая установка» помещалась в лёгкий клееный фанерный обтекатель, дополненный развитыми «колпаками» на винты. Из-за использования подобной схемы самолёт получал не только целых 600 «лошадей» энерговооружённости, но и весьма недурную аэродинамику.
